Единственный выживший член преступной группы, участвовавший в схеме, порушенной действиями Петра, гнал, наплевав на законы физики и правила дорожного движения. Фролову просто показалось, что бензовоз взлетел, он не был для этого предназначен. Просто грузовик очень быстро уехал. Впрочем, для таких гонок, маневров на скорости сто двадцать и полицейских разворотов он тоже не проектировался, однако смог. Опытный водила привел свой болид в город Скопин Рязанской области на пределе сил и нервов. А зато живой. Ворвался в кабинет шефа и буквально рухнул на стул, показывая жестами, что всё пропало, говорить не может, нужно седативное, чтоб промочить горло.
Седативных настоек в кабинете по традиции держали много. Водка, виски, коньяк, частью палёные, но все крепостью не менее сорока градусов, они не были предназначены радовать вкусовые пупырышки. Задача батареи бутылок была скромнее — радовать глаз бандитов и создавать правильный образ в глазах гостей. Мол люди тут серьёзные, в деньгах нужду не испытывают, пьют много и дорого.
— Говори уже, Михалыч, не играй на моём терпении — голос босса был спокоен, но чувствовалась в нём какое-то подспудное желание. Вроде как хозяин дома даже хотел, чтоб его вывели из себя и дали повод побуянить.
— Всё, Демон. Отъездились кореша. Всех наглухо.
— Подробности будут? Ты вот передо мной, а пацаны, говоришь, наглухо.
— Всех завалили, я один утёк. Или отпустили нарочно.
— Говори.
— Полдня мы постояли, место нормальное такое выбрали. Лохи шли как щуки на нерест. Я в кабине сидел, как велели, контролировал в зеркало, ну и окно открыто было. Всё честь по чести. — Михалыч с тоской посмотрел на пустой уже стакан, понял, что добавки не будет и сам себе налил типа вискаря, набравшись смелости.
— Не тяни.
— Тут эти подкатывают. Сразу с наездом, мол чьи такие борзые, кто разрешил? Только Кошак за волыной дернулся, эти сразу стрелять начали. И звук, главное, такой тихий, я даже не сразу догадался, что там так пукает. Сука, с глушителями у них стволы. Пять сек, выхожу, а пацаны уже лежат и не шевелятся. А эти ко мне поворачиваются.
— И как ты утёк?
— Слава богу, я дизель не глушил, ласточкой в кабину нырь, и по газам!
— Так сколько их было?
— На разборку вышли двое, а в тачке сколько осталось, хрен знает. Водила точно сидел, кто бы его из машины выпустил.
— Что за машина?
— Белая. Семера или четверка.
— Так семера или четверка?
— А может и Нива, я от страха не разглядел.
— Говоришь, наглухо? Может, так и лучше. К нам не приведут. Номера у тебя читаются?
— Нее, я ж не дурак, грязи слой приличный нанёс, веником полчаса брызгал около лужи. Хрен кто номер прочел.
— Лады. Допивай, завтра будем думать, где новый пост ставить. — глава залетных бандитов осознал, что идея грабить на чужой территории оказалась так себе. Знать бы еще, на чью мозоль они наступили… Но тут непонятно, что лучше — знать или быть в неведении.
Понятное дело, что переехать на выходных нереально, но кое-что Фроловы сделать успели. Часть личных вещей была перевезена в новый дом, была куплена газовая плита в добавок к притащенному и подключенному автономному газовому водонагревателю. Естественно АГВ подключили не только к газу, но и к воде. Дом задышал, начал греться. Протечки воды, неизбежные при опрессовки большого дома, нанятые спецы сразу устранили. Насчет большого дома мы погорячились слегка. По меркам двадцать первого века скромный вышел домишко — квадрат с внешней длиной стены десять метров. За вычетом перегородок и лестницы на первом этаже вышло девяносто квадратных метров, и на втором пятьдесят. Но Лене и её маме, которая не могла не приехать посмотреть на новое жилище своей дочери, дом показался просто теремом, хороминой, огроминой. Они тогда ходили и по первому осмотру еще не знали, что переселяться будут в такой спешке.
Пётр с умилением вспоминал свой рабочий график последних недель работы на Сортировке. Завод потребовал от него больше, учитывая, что он сначала работал в цехе, а потом начиналась вторая смена на отделке дома. Туда отсчитай бабки, там проконтролируй качество работ, сюда скатайся за строительными материалами… А спать когда? Зато снялся сам собой вопрос «где». Где спать, Фролов не выбирал. Он падал от усталости на раскладушку в своём новом доме, вставал утром со стоном и стенаниями. И всё для того, чтоб поскорее перевезти семью в минимально приемлемые условия. А еще это помогало не думать о том инциденте со стрельбой по живым людям. Он где-то в глубине души наивно верил — если не думать о последствиях, то они и не наступят. Так или иначе, но это сработало, к нему никто не приехал, не постучал в ворота рукояткой пистолета.
Глава 4
Переезд
Совсем не так представлялась Пете его работа на заводе, вот прямо сильно он не угадал. Прежде всего с масштабами. Работая на Сортировке, самой большой и производительной станции региона, он был уверен, что самая напряженная движуха и накал страстей именно там. Ага, пять маневровых локомотивов перерабатывают почти три тысячи вагонов в сутки. А двадцать пять не хотите? При развернутой длине путей, составляющей двести с гаком километров, по всем этим путям и стрелкам крутится двадцать пять тепловозов от самых несерьёзных шестиосных малышей до магистральных двухсекционных монстров. Чуть ли не всё движение сырья и готового чугуна на всех этапах осуществляется по рельсам. И при каждом тепловозе составитель.
Сотня составителей, полсотни стрелочниц, дежурные по станции, маневровые диспетчеры — штат работников, находящихся в прямом подчинении более двухсот человек. Количество маневровых районов не поддаётся подсчету, узких мест столько, что не вышепчешь. Увы, узкие места оказались не только фигурой речи. Его подчиненные, как выяснилось, обеспечивают бесперебойный график обслуживания производства в невероятных и одновременно невыносимых условиях. Впору кричать: «Да была ли здесь Советская власть? Как так можно?!» Рельсы виляют как весенние ручьи, обходя опоры, агрегаты и механизмы, соответственно видимость минимальная. А где-то, как на аглофабрике её нет вообще. Составитель командует маневрами почти на ощупь. Мало того, он же управляет и выгрузкой вагонов-самосвалов.
Что такое аглофабрика? Во-первых, цех по приготовлению агломерата, то есть спеканию мелкой руды и извести. А во-вторых, мощнейший источник пыли и дыма. Вот в этом аду, надев респиратор и очки, висит на вагоне или идет впереди состава бедняга составитель. Половину маршрута его состав едет не по земле, а по высокой насыпи или эстакаде на высоте десятки метров. Жуть! И если он не попадает под колеса, не травмируется об опоры эстакад или не загибается от поражения лёгких, то его увольняет за пьянку страшный Фролов. И что прикажете делать? Не пить составителю или не карать Фролову? Ни тот, ни другой не представляют, как можно работать без этого.
В первые же дни своей работы на заводе Пётр не поленился ногами пройти там, где ездят его подчиненные. Лузгин смотрел и не вмешивался. Но на планерки велел являться с первого дня, даже при том, что официально Фролов пока был никем. На самой первой он был представлен как будущий начальник службы эксплуатации цеха с самыми большими полномочиями. Никто не вскакивал с овациями, не говорил слов поддержки и одобрения. Никто даже не хмыкнул. А Фролов «наматывал» десятки километров рельсошпальной решетки на свои ноги и записывал в блокнот все встреченные непонятки. Непонятно было многое, в первую очередь — как это вообще работает? Почему одни вообще не чешутся, соблюдая производственную дисциплину, а вторые прорываются сквозь это всё? Записывал, молчал и не лез с вопросами к руководству или сотрудникам. Кто он сейчас такой, чтобы задавать свои странные вопросы.
А тем временем первый этаж дома, странно оштукатуренный и с чистовыми полами, был готов встретить своих хозяев. Насчет странной штукатурки честно признаюсь — не ожидал от своего героя такого креатива. Фролов насмотрелся видений и восхотел «венецианскую» отделку. Умный человек, он даже не стал пытаться найти что-то подобное в продаже. Сейчас такие вещи в России появляются только под заказ из самой Италии, чуть ли не отдельным самолетом для самых взыскательных потребителей. Он пошел другим путём. Вместе с отделочниками они сначала замесили чистовую алебастровую штукатурку, а потом разделили её на три части. В каждую бадью экспериментальным путем замешали красители: классическую оранжевую охру, что-то позорное розовое и нечто кирпично-терракотовое. По указке хозяина дома промешивали не тщательно, а тяп-ляп, чтобы на выходе получилось что-то странное, с пятнами густого пигмента в некоторых комочках. А потом смешали все три тонированные массы в одной большой бадье. Но опять не как следует, а кое-как. Штукатуры вертели пальцами у виска, причем матерно, ржали и покрывали тщательно выведенные стены чистовой штукатуркой. Ну и матерком тоже, как без этого. Получалось пёстро с разводами и неописуемыми орнаментами. Приказ тщательно растирать добавил как мата, так и разводов на стенах. Каков итог? Осматривая подсохшую стену, бригадир крякнул и спросил?