Последние месяцы основная тяжесть войны лежала уже не на старках, и граждане смогли чаще посещать поднимающийся город. Некоторые были недовольны, что понравившийся им Арканг, где у них уже были домики, был низведён в ранг крепости. Селиться на постоянное жительство там позволили лишь паре сотен граждан, в основном ремесленникам и купцам.

Урс строил свой дом в столице, но основное жильё у него было в Аякаре. Там на камне рядом с озером Ая высечены слова его стихотворения, в нескольких шагах сооружена беседка, где можно на два-три дня остановиться. Само озеро Урс объявил заповедным и уже успел провести на нём пару ночей с Киссой.

Возлюбленная посмотрела на его беременную жену и заметила, что та с самого начала неправильно себя ведёт. Она скрывала беременность, как было принято у горцев, где этого состояния стыдились, и не давала Урсу ввести будущего сына в курс дел. Она продолжала спать с Урсом, наивно считавшим, что жена не беременна… Пришлось после того, как сына представили Урсу и будущего наследника гражданам и жителям владения, забрать эту необразованную девочку в Дилосар, чтобы там её обучили элементарным вещам.

Первое время ликинский князь просил своих джигитов охранять гостя, предполагая, что его постараются убить. Но месяцы шли, а беглецом никто не интересовался. Не пытались ликвидировать, не требовали его изгнания либо выдачи… Семья от дезертира отказалась, а властям Агаша и Лиговайи он, судя по всему, оказался совершенно не нужен ни в каком качестве. Чанильтосинда выселили в бедную саклю. Единственное, что поддерживало авторитет пришельца: он охотно ходил вместе с горцами в набеги, в том числе и на бывший родной Агаш, и показал себя смелым бойцом. Беженец заподозрил, что князь скоро сделает ему "почётное" предложение взять жену, надел и стать простым джигитом.

У Чанильтосинда родился план, который он посчитал гениальным. Эмигрант нанял двух пьяниц-джигитов, чтобы те инсценировали нападение на гостя князя. А сам наниматель собирался их зарубить. Чтобы всё выглядело как нужно, он, зная, что джигиты неграмотны, всунул одному из них свиток с поддельным указом царя об убийстве государственного преступника Чанильтосинда и о награде за его голову.

Джигиты догадались, что этот горожанин на самом деле собирается убить их во время покушения (а что он неплохой воин, знали), и рассказали всё князю. Тот вызвал к себе своего гостя и при всех грубо закричал на него:

— Я уже думал, что ты достоин быть джигитом, а ты подлый горожанин! Захотел набить себе цену! Подстроил покушение сам на себя, да ещё указ своего царя подделал, подонок! Позор дому моему, что я не снёс тебе голову в первый же день! Нет, вру! Позор был бы мне марать свою саблю твоей низкой кровью! Надо было приказать зарезать тебя, как свинью! Или ещё лучше, как делают старки: кастрировать и продать в рабство! А теперь ты гость и я ничего не могу, только прогнать из княжества! Немедленно убирайся!

И дважды изгнанник поплёлся на своём коне на север, не зная, что теперь делать.

Тлирангогашт решил на пути в Дилосар, куда он должен был прибыть для триумфа к началу последнего месяца года, попытать счастья в пиратском гнезде: городке Тритуга на побережье между Ссарацастром и Лиговайей. План был рассчитан на воинское мастерство, неожиданность и дерзость. Заодно наследник устраивал ещё одно испытание для своих друзей и ещё одну проверку их верности.

В гавань Тритуги вошёл купеческий корабль. Купцов пираты в своём городе не трогали: надо же сбывать награбленное! Хозяином корабля был торговец небольшого роста, с ним вместе шла дюжина приказчиков и охранников. Купец спросил на агашском с несколько странным акцентом, где сейчас капитаны стоящих в гавани судов. Судя по всему, он собирался либо покупать добычу без посредников, либо нанять кого-то из пиратов для своих грязных делишек.

Конечно, местные купцы были недовольны, когда торговали без их посредства, но, в отличие от многих других мест, раздражение выражалось лишь в том, что они сами отказывались заключать сделки с таким покупателем. Капитаны быстро бы освободили их туловища от управления дурных голов, если бы те попытались как-то помешать кому-то иметь дело со свободным пиратским братством.

Купец, вооружённый мечом и луком, что не вызывало ни у кого удивления, в сопровождении своих ближайших помощников двинулся к указанной ему таверне. Он обвёл помещение взглядом и показал на пирата, выглядевшего самым опасным и авторитетным. В ту же секунду этот капитан оказался пронзён стрелами, а "приказчики" обнажили мечи и стали убивать всех подряд.

Пока купец неспешно двигался к таверне, его матросы выгружали с корабля бочки. Как только в таверне поднялся шум, они выхватили из бочек мечи и луки и тоже стали убивать всех без разбора.

А через пару часов в гавань вошла ещё пара кораблей. Как раз вовремя, потому что собравшиеся с духом пираты, хотя наполовину уже были перебиты, оттеснили отряд Тлирангогашта к гавани и исход битвы стал не ясен. С корабля свели коня царевича, он на своём великолепном жеребце командовал побоищем.

Когда всё стало ясно, он, оглядев своих друзей, всех в крови, но живых, соскочил с коня и вдруг показал на него. Все немедленно выстрелили в коня, а затем зарубили скакуна, но после этого с возмущением набросились на принца:

— Ты за что верного друга убил? Он-то ни в чём не виноват!

— Перед битвой я гадал, и мне предсказали, что из этого города мы с конём вместе живыми не выйдем.

— Ну, тогда всё понятно!

— Я вас, друзья, хвалю! Выполнили приказ моментально! Сегодня вечером будем выбирать самое ценное из захваченной добычи, а завтра уберёмся из этого проклятого города. Надеюсь, вы уже поняли, что пиратских шлюх вам трогать нельзя? Пусть ими простые воины, в особенности аникарцы и логимцы, занимаются! А вы заслужили объятия старкских благородных женщин, и через несколько дней у вас будет шанс их завоевать.

На самом деле Тлирангогашт проверял, действительно ли за это время друзья стали ему настолько верны, что без раздумий нападут на кого угодно по первому его знаку? Он остался доволен. И ещё он правильно рассчитал: сначала нужно приказать им убить наложницу, а уже затем коня. Животное они уважают больше, чем женщину.

Атар после заключения мира лично посетил Ицк, поделил его между пятью баронами, примерно так же поступил с Алазанью. Теперь предстояло ополовинить самочинно захваченные владения Однорукого. Царь посетил Урса в Гуржаани, где был ещё один дом Лазанца, и объявил жителям, что Гуржаани, Сперави, Хэрэти и Циннадали передаются другим владетелям. Гуржаани царь решил вообще забрать в свой домен.

Но на следующий день царь неожиданно обнаружил: дворец в Гуржаани окружён толпой пары десятков тысяч жителей этой и соседних деревень. Люди вели себя мирно, но лица были хмурые. Впереди стояли почтенные старейшины. Они просили царя выйти к ним.

Не ответить на такую просьбу старейшин было бы оскорблением всей Лазики. Получить ещё один вечный очаг партизанской войны вместо источника верных воинов для усмирения других баронств отнюдь не хотелось. И Атар, в душе неистово ругая Урса за то, что Однорукий влез в горы и принёс эту головную боль с горцами-подданными, вышел к старейшинам. Почтенный старец Иваанэ, поклонившись царю, без обиняков спросил:

— Мы слышали, что ты собираешься нас отдать другим владетелям?

— Да. Я подобрал вам хороших властителей, отличившихся на войнах, смелых, честных, благородных. А Гуржаани вообще будет моим личным владением.

— Мы слышали, что у старков царь не может принять ни одного решения, касающегося положения и прав народа, без того, чтобы спросить народ?