— Вы не молились, а пузо наедали! — приговорил Ворон. — Настоящие монахи крестьян учат или в Великих монастырях обретаются.

По отношению к женщинам Урс становился всё разочарованнее и циничнее. Девки и молодухи, стремившиеся лечь под молодого и уважаемого командира, создали у него впечатление, что женщины делятся на три группы. Самая большая — законченные шлюхи. Те, кто уродлив или стар — ведьмы. Совсем немного честных жён и хозяек, которых он уважал. Но, глядя на счастливые семьи, он думал, что ему-то теперь такая участь не грозит: ведь мужья в этих семьях были почтенные крестьяне, ничем не знаменитые, а шлюхи просто не подпустят к нему ни одну честную девушку, да и честные девушки отвернутся от него из-за его постоянных приключений с нечестными. Вспоминая невесту, он уже начал жалеть, что так поступил с нею, буквально растоптав её. Во всяком случае, до прихода разбойников шлюхой она не была. Но всё-таки Урс сомневался: может, просто ни один соблазнитель на неё не позарился до Белого Енота?

Второй штурм, когда войско Ворона дошло уже до двух тысяч разбойников, был наконец-то баронского замка. Положив четыреста восставших, Ворон взял замок, хотел было разрушить его до основания, но времени и сил не было. В этих боях Урс почти не участвовал. Его берегли и посылали вместе с несколькими перешедшими на сторону Жёлтых дворянами уговаривать мелких дворян присоединиться к отряду. Это было целесообразно: в отряде явно не хватало организованности и командиров.

Потери от штурма скоро были с лихвой восполнены. К восставшим шли всё новые и новые желающие. Уже четыре уезда были практически полностью под властью Жёлтых. И тут в отряде вновь появился брат Неясыть. Он переговорил с Вороном, и восставшие двинулись вперёд. Ворон велел всем посвящённым заплести косы и надеть значки. Таиться больше не надо было. С пением героических песен и своего весёлого гимна восставшие пошли на великие дела. По дороге к ним присоединилась ещё пара относительно маленьких отрядов Жёлтых: удальцов по пятьсот. Урсу казалось, что он едет на своём коне как командир в большом, несокрушимом войске. Жажда битвы обуяла его, он даже плохо спал.

Словом,

Глава 14. Столичная паутина

Итак, с того момента, когда Эссу, девушку, которую втайне любил Великий Мастер-оружейник Тор Кристрорс, сделал своей возлюбленной принц Клингор, судьба Тора пошла наперекосяк. Он, уже добившийся известности, богатства и положения как один из лучших оружейников всей Империи, оказался замешан в штормовые политические игры сильных мира сего. Эти волны сначала вынесли его из деревни Колинстринна, где Тор укрывался от суеты больших городов, и принесли в город Карлинор, ныне ставший столицей Рокоша Девяти Принцев. Затем они забросили его в ужасные застенки Имперского Суда на имперском острове Киальс, когда Тора обвинили в ужасающих богомерзостях. Имперский Суд, полностью независимый от властей и от конкретной конфессии (из четырёх судей один был из числа назначенных Имперским Сеймом по рекомендации Императора, один — из одного из крупных ленов Империи, один — от Патриарха, один — от Первосвященника, и на каждый процесс состав судей был другим, так что четыре силы внимательно следили друг за другом), абсолютно неподкупный, из двух противоположных отношений — в обвинение Тора и в его защиту — признал справедливым то, где авторы обвинения сами обвинялись в клевете. По ходу дела выяснилось, что богомерзостями занимались на самом деле многие из авторов доноса, и процесс вылился заодно в обвинение против сатанинской тоталитарной секты, обосновавшейся в Колинстринне. Но это очень тяжело далось Тору: он на шесть месяцев оказался оторван от своей мастерской и своей семьи, был подвергнут пыткам и безжалостным испытаниям в ходе следствия, а после суда окунулся в порочную и суматошную атмосферу имперской столицы в период Великого Сейма. В это время, как правило, на имперский остров съезжались все короли и князья, обязательно прибывали Император и 500 членов Великого Сейма, а за знатью тянулись целая свора челяди, искателей и искательниц приключений, художников, воров и другой пены, сопровождающей сборище богатых и знатных людей.

Несчастный Тор чувствовал, как его против воли заносит в сферы, где он никогда не хотел бы вращаться и по той причине, что у него был совсем не характер политика, и по той, что он уже был Великим Мастером совсем в других вещах: в реальном ремесле. Больше всего ему хотелось бы побыстрее вернуться домой, в мастерскую и к семье, но его задерживали всё новые и новые дела. Попутно кузнец обрастал такими связями, одна мысль о последствиях которых ужасала. Суд определил ему в рабыни-наложницы одну из осуждённых, а самая знаменитая гетера Империи захватила его в свои крепкие объятья. Его король, как ни странно, относился дружелюбно к участнику мятежа, но что крылось за таким участием? Тора, неожиданно для него, определили в сеньоры тех самых мест, где у него была мастерская, где он женился, где его возненавидели и оклеветали. А зачем ему было всё это? Мастерская, если её хорошо наладить, давала доход больше, чем девятнадцать деревушек баронства, а сколько будет ещё хлопот с этими деревнями, с местными дворянами и разбойниками! Вдобавок его владения лежали как раз на стыке между землями, занятыми восставшими, и оставшимися верными правительству. По ним безжалостно прокатывалась гражданская война, остаться от которой (хотя бы частично) в стороне становилось всё более проблематично. Вот и сейчас Тор, верхом на коне и в сопровождении двух пеших охранников, возвращался домой с заседания Сейма, где его вдобавок ещё сделали делегатом, так что завтра надо было опять ехать на совершенно ненужные Мастеру (да, честно говоря, и Владетелю Колинстринны тоже) разговоры.

Около дома гетеры Толтиссы Тор наткнулся на пышный кортеж своего короля Красгора. Монарх как раз выходил из паланкина. Мастер соскочил с коня и поклонился. Король милостиво кивнул Тору. На тонком, ироничном, немного болезненном лице монарха возникла сдержанная улыбка: "Пожалуйста, без церемоний. В доме любви неизвестно, у кого ранг выше!" Тор вымученно улыбнулся в ответ: "Как будет угодно, твоё величество!"

Зайдя в дом, Тор поднялся к себе, переоделся и заглянул к своей рабыне в соседней каморке. Наложница выздоравливала после покушения, когда её облили кипятком. Она лежала на постели с ногами, намазанными сильно пахнущей мазью (это было то самое лучшее снадобье от ожогов, которое делал для исцеления пытаемых палач Имперского Суда). Ангтун радостно улыбнулась и сказала: "Хозяин, мне говорят, что ноги быстро заживают. Через пару дней я смогу вновь служить тебе". Рядом с наложницей сидела пара рабынь гетеры и оживлённо обсуждали с ней какие-то женские проблемы, разглядывая хитоны с разноцветными полосами. Видимо, бывшая дама объясняла им значение разных цветов полос на балах высшего общества (конечно же, там были не хитоны, а танцевальные роскошные платья, и не полосы, а цвет всего платья целиком). Хозяин пожелал скорейшего выздоровления, погладил её по голове и отправился с обречённым видом вниз.

В приёмной зале были расставлены подношения короля. Тор не стал их детально рассматривать: видно было, что очень богатые. Толтисса пригласила его возлечь за пиршественный стол вместе с ней и королём. Прислуживали им не служанки, а ученицы и клиентки, которые так и вились возле короля. Король на весь этот цветник внимания практически не обращал, разговаривал лишь с хозяйкой дома.

— Твоё величество, мне нельзя без ущерба для чести принимать такие дары. За один вечер и ночь это просто неприлично.