Макс и Мари обменялись взглядами, и Мари кротко кивнула. Макс сжал её руку напоследок, одарил меня сердитым взглядом и с лицом темнее грозовой тучи скрылся за дверью, но притворил её не плотно.

Я на это лишь покачала головой. Вот дурак, для него же старалась. Но говорить ничего не стала, а лишь пересела поближе к Мари. Взяла её за руку, проникновенно заглянула в глаза и с нажимом произнесла:

— Я знаю, кто ты.

Глава VI

Красотка вздрогнула, попыталась забрать руку, но я не позволила.

— О чем вы говорите? — залепетала она. — Я не понимаю.

— Понимаешь, — уверенно заявила я. — Ты — сирена.

Мари замерла и уставилась на меня так, словно увидела впервые.

— Как ты?…

— …узнала? — с любезной улыбкой подсказала я. — Все очень просто. Я — нереида и старшая дочь короля Талласа.

Мари ахнула и тут же схватилась за спинку дивана, очевидно, чтобы с него не грохнуться.

— Ты дыши, дыши, — еще шире заулыбалась я, хоть и понимая, что сейчас моя улыбка больше похожа на акулий оскал. На самом деле, акулы в какой-то степени даже милые. Просто пиар у них хуже, чем морских котиков. — Судя по тому, что ты никак не отреагировала на моё имя, которое, как ты верно заметила, является достаточно редким, ты покинула морское королевство больше двадцати лет назад. Почему?

Продолжая глядеть на меня огромными глазами с резко расширившимися от страха зрачками, Мари тихо проговорила:

— Когда Элли было два года, а мне соответственно пять, нашего отца обвинили в госизмене и приговорили к смертной казни.

Я лишь кивнула, ничего не сказав. А что тут можно было сказать? У моего отца, как и у многих монархов, имелась определенная склонность к паранойе. А также убежденность в том, что любую проблему следует решать кардинально, не размениваясь на полумеры. Сама я неоднократно говорила отцу, что его политика отличается некоторой чрезмерностью и крайней недальновидностью, но Таллас в принципе никого и никогда слушал. Наверное, эта была одна из нескольких особенно важных причин, по которым я до сих пор не вернулась в королевство, продолжая жить среди людей, прикрываясь авторитетом бабушки.

— Что было дальше?

— Дальше? — немного растерялась девушка, поправив волосы, которые и так выглядели идеально. — Мама испугалась, что вскоре придут и за нами, решив, что семья казненного тоже виновна. И мы сбежали. Стали жить среди смертных, стараясь влиться в их общество и быть как они. Мама нашла работу, где познакомилась с человеческим мужчиной. Он был её начальником. Через полгода после знакомства они поженились. Его не смутило наличие у мамы двоих детей и очень подозрительное отсутствие прошлого. Он удочерил нас, дал нам свою фамилию и растил как своих собственных дочерей.

— Он знает, кто вы? — задала я щекотливый вопрос.

Мари сжала губы так, что они превратились в тонкую полосочку и подняла на меня умоляющий взгляд.

— Я никому не расскажу, — пообещала я. Девушку это убедило, и она еще тише, чем прежде прошептала:

— Мама ему рассказала, когда у меня начался переходный возраст. Вы же знаете, насколько тяжело переживать вхождение в силу, особенно, живя среди людей. Я не могла контролировать начавшиеся всплески магии. И при этом, я не могла дистанцироваться от социума. Я должна была жить, как все. А жить как все значило ходить в школу, чтобы получить образование.

Я вздохнула и, протянув руку, похлопала девушку по спине. Она вздрогнула, не ожидая от меня такого жеста.

— Я понимаю, сама через такое проходила.

Глаза Мари изумленно округлились.

— Долгая история, — скованно улыбнулась я. — Но ты ведь понимаешь, что, рассказав вашему отчиму о том, что вы сирены, она нарушила закон? И наказание за него хуже, чем смертная казнь.

Мари стиснула руки в кулачки и прижала их к груди.

— Я всё понимаю, но у мамы просто не было другого выхода. Вы выдадите нас Совету Старейшин?

Последние слова она произнесла с таким выражением лица, что стала похожа на щенка, которого выбросили из дома под холодный осенний ливень. А он сел на порог и, глядя на дверь большими тоскливыми глазами, пытался понять — за что.

— Не буду я вас никому выдавать, — буркнула я. И это было правдой.

— Ваше Высочество, — выдохнула Мари и бросилась передо мной на колени, прижавшись лбом к моим ногам.

— Эээээ, — растерялась я в первое мгновение. — Это лишнее. Правда. Не надо так. Вставай.

И я практически силой оторвала её от себя, вынудив вернуться на место. Она еще несколько раз попыталась выразить мне свою благодарность, но на этот раз все её сердечные порывы мне удалось пресечь вовремя.

— Я никому ничего не скажу, — уже, кажется, в десятый раз за последние пять минут повторила я, держа Мари за руки и не позволяя вновь сорваться с места. — Но мне нужно знать, кому еще было известно про ваше…происхождение.

— Никому, — замотала девушка головой.

— А Элли могла кому-то сказать?

И вот тут старшая сестричка задумалась.

— Знаете, — протянула она, рассматривая стену за моей спиной. — Если бы мне задали этот вопрос еще год назад, то я бы со сто процентной уверенностью ответила, что нет, Элли никому бы ничего не рассказала. Но сейчас я не знаю. Сестра очень изменилась за последние месяцы, стала игнорировать родителей, избегать меня. Отгородилась от всех, завела каких-то новых сомнительных знакомых.

И вот тут мне стало интересно.

— А что этому предшествовало? Люди ведь не меняются на пустом месте. И если Элли изменилась, значит, что-то простимулировало эти изменения.

Мари тяжело вздохнула и сгорбилась, из неё словно вынули стержень.

— Вы правы, — признала она. — Кое-что случилось.

— Хотелось бы конкретики, — поморщилась я.

— Элли влюбилась, — наконец, выдавила из себя Мари и это её внезапно изменившееся поведение, от грусти и горечи до отчетливо просматривающихся на лице признаков самобичевания, мне не понравилось.

— Влюбилась она, а виновата ты? — хмыкнула я, внимательно следя за реакцией девушки.

И она последовала. Хотя и не такая, какую я предполагала. Я ожидала увидеть всплеск раздражения, гнева, возможно даже ярости. Потому что если присутствует вина, то, скорее всего, была допущена ошибка. По крайней мере, с точки зрения самой Мари. А никто не любит, когда ему указывают на собственные ошибки. Но, вместо того чтобы разозлиться, девушка… занервничала. Она вскочила и стала ходить из угла в угол, мечась перед моим лицом, заламывая пальцы и хрустя суставами.

— Элли, она такая… такая…, - всё никак не могла подобрать слов Мари, проносясь мимо меня на такой скорости, что аж волосы зашевелились. Я откинулась на спинку дивана и расслабилась. Судя по всему, плотину с минуты на минуту прорвет, а значит, надо просто подождать. И я узнаю все, что мне нужно знать. А возможно, даже больше.

— Она очень чувствительная! — спустя пару минут судорожного забега от стенки к стенке смогла-таки сформулировать свои мысли Мари. — Всё принимает близко к сердцу и на свой счет. Посторонние считали мою сестру пофигисткой-оторвой. Такой девчонкой-фестиваль, которая ни о чем не заботится, постоянно развлекается и живет сегодняшним днем. Понимаете?

Я понимала.

— Люди, которые постоянно живут сегодняшним днем очень редко доживают до завтрашнего.

— Да! — воскликнула Мари, пробегая мимо меня в обратную сторону. — Элли именно такая! Вернее… была именно такой. Она не задумывалась, чем хочет заниматься в жизни. Её не интересовало собственное будущее. У неё было много парней, она была очень красивой и всегда привлекала внимание. Но никто надолго не задерживался. Скорее всего, потому, что она ни в кого из своих ухажеров не была влюблена. А потом появился он…

— Имя у этого разбивателя женских сердец имеется? — как бы между делом спросила я, разглядывая собственный маникюр, потому что за истеричными метаниями Мари наблюдать уже надоело.