— Это кто такие? — удивилась Юлька.

— Узнаешь, — отмахнулась бабушка. — Выдающиеся конструкторы, инженеры и основатель науки социологии. Сейчас это не так важно. А важно то, что мы старались вмешиваться осторожно и аккуратно. Спасение Александра Сергеевича Пушкина стало нашим самым дерзким актом.

— Разве? — поднял бровь Николай Михайлович. — А как же Борки?

— Не путай бедную девочку, — строго сказала Мария Владимировна. — Она ни про какие Борки отродясь не слышала, и это не её вина. Двумя словами — когда нашему посланцу удалось предотвратить покушение на императора Александра Третьего, в силу чего он благополучно и доцарствовал до времени наших бравых кадет. Но теперь, Юленька, ясно, что действовать надо ещё более активно. Те же лекарства, методы лечения, технические усовершенствования… — А почему же вы раньше этого не делали? — не удержалась Юлька.

— Не хотели зряшнего внимания, дорогая. Представь себе, что случилось бы в том потоке, просочись там сведения о нас, или если бы мы в открытую стали бы размахивать направо и налево чудесными диковинками. Мы помогали, но тихо, осторожно, незаметно. Сейчас мы тоже не намерены бить в барабаны и трубить в трубы, но всё-таки будем более активны.

— Мы всё-таки многое знаем и можем, — подхватил профессор. — Физика, химия, электротехника, фармацевтика, мы много где сможем помочь. Кое-где достаточно будет просто слегка подтолкнуть, подсказать верное направление, как с тем же пенициллином. Но всё это не сразу. Сперва устроиться, опять же, смонтировать новую, более мощную машину — что так и не удалось бедному Илье Андреевичу. Потому что и впрямь, не можем же мы бросить вас тут одних! Что вы тут станете делать без взрослых?

— Так мы тогда с вами, выходит?

— На какое-то время — несомненно. Со школой мы всё уладим.

Как-то это всё равно было странно, и Юлька беспокоилась всё сильнее — кувырком должна была полететь такая замечательная, такая хорошая жизнь!..

— Знаю, вы волнуетесь, — бабушка погладила Юльку по голове. — Конечно, родная, нам с Николай Михайловичем очень грустно, просто мы стараемся не показывать вида. Мы очень надеялись победить здесь, где мы родились, где сражались, где хоронили друзей… Господь судил по-иному. Что ж, в том потоке — такие же люди. Даже, наверное, в чём-то лучше, хочу верить, что по причине спасённого нашими стараниями Пушкина. Ты там побывала, Юленька, ты видела своими глазами — там можно многое изменить, многое сделать лучше. А здесь… может, Ирина Ивановна Шульц и в самом деле права. Можем ли мы решать за всех, живущих здесь и сейчас? Да, большинство людей, наверное, и не хотело бы иной жизни. Стоят в очередях, поругивают власть, рассказывают анекдоты, но…

— Но всё равно каждый раз ждут, что Чапай выплывет, — добавил профессор.

— Вот именно. Ждут, что выплывет. Помню, когда с гостями нашими спорили, с Ириной Ивановной, как раз и выходило — что народ к другой жизни уже привык, старая не нужна. Но… мы-то рассчитывали, что эта жизнь изменится сама по себе, а она, выходит, не изменится… или очень не скоро… Так что лучше, пожалуй, нам и впрямь заняться тем потоком. Тем более, что тропинка уже, получается, натоптанная — за то тебе спасибо, дорогая.

— Короче, будем готовиться, — подвёл итог Николай Михайлович. — А ну, выше нос, дорогие мои! Всё устроится, вот увидите. И вам самим — разве не хочется вновь туда отправиться, увидеть друзей?..

Юльке хотелось. Игорьку явно тоже.

— Всё будет хорошо, — хором сказали старшие.

Юлька им верила.

Глава Х.1

И вновь кипел штаб Южфронта, кипел свежими людьми в новенькой, с иголочки формы — старые фабрики и ателье, «строившие» ранее гвардейские мундиры, дружно перешли наконец на новые образцы. Пестрело в глазах от разнообразных геометрических фигур в петлицах, а на груди новоиспечённых краскомов было пока что девственно-чисто. Редко у кого мелькнёт орден Красного знамени, но таких было мало.

Прорывы белых всюду удалось остановить. Враг не дошёл до Воронежа, после взятия Икорца добровольцы прошли еще целых сто с лишним вёрст до Старого Оскола, где наступление их наконец выдохлось — красные подтянули многочисленные резервы, зарылись в землю. На севере разъезды белой конницы шарили у Колодезного, но перерезать стратегическую рокаду Воронеж-Курск так и не смогли.

Повсюду на фронте велись, как указывалось в сводках, «бои местного значения» или «поиски разведчиков». Южные армии красных набухали людьми, словно снег — вешними водами, готовясь вот-вот уступить место настоящему половодью.

Ехали уже не «пролетарские полки», но старые, регулярные части, многие — укомплектованные ещё маньчжурскими сверхсрочниками. Прибывали артиллерия и боеприпасы, целыми эшелонами доставлялись снаряды, шли тяжёлые орудия; и зам. начальника оперативного отдела штаба Южного фронта Красной армии товарищ Ирина Ивановна Шульц скрупулёзно отмечала всё это на картах, так, что хвалили даже опытные «военспецы».

И всё чаще в коридорах звучало:

— Пора бы и наступать!

Наступать и впрямь было пора. Гетманцы сидели за Днепром тише воды, ниже травы, поддерживаемые германскими и австрийскими штыками, на восток пока не лезли; это надлежало использовать, не дожидаясь, пока свидомые парубки не решат, что настал отличный момент захватить всё Левобережье.

В самом начале июня на харьковский вокзал прибыл «особый литерный» состав, поезд из числа «императорских». На нём теперь раскатывал народный комиссар по военным и морским делам товарищ Троцкий. Формально Красной Армией по-прежнему командовал старый генерал Брусилов; но реальные приказы отдавал именно Лев Давидович.

С ним вместе прибыл целый полк охраны — балтийские матросы, «ударные пролетарские сотни», интернациональный батальон.

— Ну, товарищи, докладывайте обстановку!

Товарищ Троцкий не умел просто ходить. Он всегда не шёл, не шагал, он словно летел, почти не касаясь земли. Сила и порыв в нём крылись поистине фантастические, и всех вокруг он буквально заражал своей энергией.

Весь штаб Южфронта стоял навытяжку перед огромным столом, заваленным картами. Самую крупную, какая только нашлась, водрузили на стену; товарищ Троцкий не очень хорошо видел, и потому Ирина Ивановна все значки наносила втрое крупнее, чем полагалось уставами.

— А, товарищ Шульц! — Троцкий блеснул улыбкой. — Рад, рад, душевно рад! Вижу, что вы нашли себя, и, поистине, в штабной работе наконец-то наведён порядок!

— Служу трудовому народу, товарищ народный комиссар! — отчеканила Ирина Ивановна.

— Прекрасно, прекрасно! — Лев Давидович довольно потёр руки. Оглянулся — лощёный адъютант, явно из гвардейского полка, живо подставил ему кресло. — Докладывайте. Вы, товарищ Сиверс?

Командующий Южфронтом нервно вытер руки о галифе. Правда, заметила это одна лишь Ирина Ивановна, так и оставшаяся стоять у карты.

— Обстановка, товарищ нарком, такова…

Надо признать, докладывал Сиверс чётко и дельно. Противник всюду остановлен. Ему нанесены весомые потери, добровольцы перешли к обороне. В бой оказались втянуты все резервы белых, а потому сейчас самые момент перейти в решительное наступление. Царские войска глубоко вклинились в нашу линию, однако в этом для них кроется и большая угроза — мы нависаем над их флангами. Два достаточно мощных удара по сходящимся направлениям могут привести…

— Именно так я это и задумал! — перебил Лев Давидович. — Окружить и уничтожить! То, на что не способны оказались битые царские генералы, осуществим мы — командиры пролетарской армии новой России! Соберите лучшие дивизии! Чтобы у нас было впятеро… нет, вдесятеро больше сил на участках прорыва! Неудачи не должно быть, помните! Потому что с теми, у кого сплошные неудачи, разбираться будет наш секретно-исполнительный отдел. Товарищ Бешанов, шаг вперёд!

Товарищ Бешанов шагнул и глаза Ирины Ивановны чуть-чуть, едва заметно сузились. Сузились на миг, и вот уже вновь сделались прежними.