— Почему именно к нему? — удивилась я.

— Потому что он — альфа, — просто ответил Гриша, так, как будто я должна была об этом сообразить еще в самом начале разговора.

Ниса негромко всхлипнула и закрыла рот двумя руками. Но не долго она пребывала в позе интенсивно моргающей статуи, очень скоро начала беспокойно почесывать бок, а к тому моменту, как вожак оборотней продолжил свой рассказ, уже откровенно и громко скребла ногтями по коже.

— Я не знаю, о чем они разговаривали, моему информатору не удалось поприсутствовать при этой беседе, но что сделал Лозовский дальше ты уже знаешь — ничего. И какие можно выводы из этого сделать?

— Он не захотел вмешиваться, — ответила я на вопрос Гриши, но обращалась преимущественно к самой себе. — Но почему? Ему же нужны были Ниса и остальные девушки! Ладно, погибших было уже не спасти, но Димка ведь не мог не понимать, что все эти смерти — неспроста! И его пытаются подставить!

— Он понимал, — легко согласился Гриша. — Но в борьбу двух братьев вмешалась еще и борьба двух ягуаретт — прежнего и нового. Знаешь, в чем главная дилемма? Стая Захара не выживет без своего молодняка, который когда-то был оставлен здесь, в нашей стране, в виде подпольной ячейки. А новички, уже влившиеся в среду себе подобных, не выживут по одиночке. Мы, оборотни, руководствуемся в первую очередь инстинктами, главный из которых — стайный. Наш образ жизни — коллективный, строящийся на отношениях доминирования и подчинения. И не всегда доминирует тот, кто старше.

— Подросшее поколение рвется к власти, — кивнула я, поняв, куда он клонит.

— И рвет тех, кто встает у них на пути, — с многозначительным подтекстом, который буквально был прописан между строк огромным буквами, проговорил Гриша.

— Оборотни, порвавшие на куски Ольгу Егорову, Элли Ивановскую и Ирину Горбатову — это молодняк? — паззл начал складываться.

— Да, — слово было простым, но значило так много. — Те из них, что уже успели принести кровную клятву вожаку. Но сбор все еще продолжается, кто знает, что будет дальше.

— Значит, за всеми нападениями на девушек стоит Захар, — вывод, который должен был прийти мне в голову раньше, если бы я задала правильные вопросы правильным людям.

— Захару нужно не допустить битвы за верховный титул, в смене власти не заинтересован и Лозовский. Если появится другой вожак, то это ослабит его контроль над пятнистыми окончательно, практически сведя его на нет. В интересах Лозовского сохранить трон за Захаром, который, бросаясь из крайности в крайность, отправил сторонников молодого лидера убивать молодых девушек.

— Так вот, почему Лозовский остался в стороне, но все же настойчиво пытался найти Фирусу, — прошептала я. — Фирусу, которая будучи кем-то вроде двойного агента слишком много знала.

Ниса сидела молча, лишь водила из стороны в сторону своими голубыми глазами и чесалась то тут, то там, оставляя на теле красные борозды.

— Лозовский пытался спасти ситуацию, не подпустить к ягуареттам тебя, а их — к тебе, и при всем при этом не подставиться самому, чтобы не преподнести братцу такой шикарный подарок на сверкающем праздничном блюде.

— Остался еще один вопрос — зачем Фируса во все это полезла? Неужели действительно только из-за мести бывшему любовнику?

— А это уже спрашивай у подружки, — недовольно отрезал Гриша. — Что мог, я тебе рассказал, в остальном разбирайся сама. Но есть еще одно, о чем ты не знаешь.

— И? — с замирающем сердцем вопросила я.

— Лозовский не справился. Второй лидер крепнет с каждым днем. И последнее — когда ты позвонила, я бегал. А не упражнялся в сексуальных играх, как ты подумала. Моя постель пуста и холодна, и в ней меня давно никто не ждет.

И он отключился, не попрощавшись.

Я убрала от уха уже накалившуюся трубку и с удивление уставилась на экран.

— Ну, и вот зачем мне такое сообщать? — громко воскликнула я, заорав на телефон.

Глава 9

— Ты о ком? — не поняла подруга и запустила пальцы в волосы, поскребя череп.

— О Грише, — зашипела я, борясь с желанием перезвонить и нахамить. Но нет, я же воспитанная девушка, внучка своей бабушки. Её бы такое поведение огорчило, а я ненавидела расстраивать бабулю.

— Да хрен с ним, с Гришей! — заорала Ниса. — Делать-то что?

— А что мы можем сделать? — устало пожала я плечами, возвращая телефон подруге. — Три девушки погибли из-за внутренних разборок ягуаретт — прежний альфа пытается не подпустить к нагретому месту новенького.

— У них же подобные вопросы, вроде, в драке решаются. Кто победил — тот и следующий король, — напомнила Ниса.

— Да, но что делать, когда власть отдавать не хочешь, как не хочешь и драться, ведь знаешь, что проиграешь? — спросила я и тут же сама ответила: — Искать другие способы повлиять на ситуацию. В частности, лишить противника поддержки и уважения в стае.

— Все совершившие нападения мохнатые были из того интерната, о котором говорил Ян? — Ниса еще раз продемонстрировала, что без стеснения подслушала весь наш с Гришей разговор.

— Скорее всего, — подтвердила я. — По крайней мере, именно на это рьяно намекал Гриша. И его слова выглядят очень правдоподобно, по крайней мере, становится понятным, почему в критический момент, а именно — после принятия таблеток, оборотни не смогли справиться с собой, потеряли контроль и напали на любовниц. Мы долго не могли понять, в чем же дело, но теперь все встало на свои места. Они знали, что оборотни, но росли, как люди, а потому понятия не имели, что значит — любить кого-то как оборотень?

Я умолкла и задумалась над собственными словами.

А как любят оборотни? И как любят обращенные оборотни? Те, которые пришли в этот мир людьми и должны были уйти из него ими же, но вмешалось обстоятельство, которое перечеркнуло все? Чем любовь того, чей разум регулярно погружается в прострацию, затуманенный первичными животными инстинктами, отличается от любви обычного человека? И умеют ли они, оборотни, любить обычной любовью — в которой есть только двое, а не вся стая, где каждый по одному только запаху способен узнать даже то, что человек сам о себе не знает? Нужно ли быть таким же, чтобы это понять и принять? Или наоборот — лучше быть тем, кто будет помогать удерживаться в рамках человечности? Кто не позволит забыть, что разум пусть и охвачен лихорадкой, а тело — покрыто шерстью и на четырех лапах мчит сквозь лес, но сердце все равно рождено человеческим. Кто будет якорем, когда нахлынет очередной водоворот безумия. Кто станет мостиком, между реальностью человека и реальностью животного…

Но не преувеличено ли значение человечности в целом?

Способны ли такие, как мы, в полной мере осознать его ценность?

Иногда я забываю, что не являюсь человеком. Это очень легко забыть. Быть среди людей бывает трудно, иногда — почти невыносимо. Привязываться к ним так легко, а вот отпускать — труднее, чем кажется. Порой я кажусь самой себе садовником в цветнике, заполненном бабочками-однодневками. Что может быть более хрупким, чем человек и более печальным, чем срок человеческой жизни?

Но даже за этот недолгий срок многие люди умудряются сотворить нечто такое, что не только станет их наследием, но и изменит мир для других. Даже мы, те, кто существовал задолго до людей и кто будет существовать после того, как последнее созданное людьми государство падет, испытываем на себе влияние людей. Так ли уж они незначительны, как мы привыкли думать? И так ли уж значительны те, кто перейдя границу человечности, стали такими, как мы? И стали ли они такими, как мы? Или они навсегда останутся кем-то посередине — больше, чем люди, но меньше, чем мы?

— Но почему Руся не попыталась помешать, когда мохнатый решил натравить на меня мелкого кошака?! И если она со всех заказчиков брала деньги, то кто оплатил мою смерть?! — яростно сверкнула глазами подруга и с еще большей интенсивностью начала чесать спину.

— Вот пойдем сейчас к ней и спросим, — решила я и выбралась из-за руля.