— Где пропадал, Фролов? Тебе что, производственный график не указ? — суровый тон Большова и его громкий голос, разносящийся по кабинету начальника цеха, не оставлял сомнений — начальство гневается.
— В службу безопасности вызывали.
— Это зачем — и голос стал потише, и тон изменился.
— Закрытая информация.
— Фролов, ты берега не попутал. От кого закрытая, от меня?
— Ну да. Или мне начальник службы безопасности не указ? Я человек маленький, приказы начальства привык выполнять.
— Так ты с самим этим общался? Что у тебя с ним за дела? Стучишь?
— И снова без комментариев. Не боись, тебя не заложил.
— Ты думаешь, Лузгин тебя вечно прикрывать будет? Не заблуждайся.
— Саш, только пугать меня не надо. Пуганый уже. Просто запомни, я ни под кого раньше не прогибался, и дальше прогибаться не буду. И на расклады ваши мне класть вприсядку, если честно. Это всё? Тогда я пойду. — И Фролов вышел из кабинета, не дожидаясь какой-то реакции на свои слова.
Когда на душе не очень, лучшее лекарство от хандры — работа. Во всяком случае Петру этот рецепт всегда помогал. Вот и сейчас он переоделся в комбинезон и пошел «гонять чертей», то есть осматривать своё хозяйство. Где рельсы пролегли, там и его подведомственная территория. Завод как живой развивающийся организм постоянно чем-то удивлял. То новым сооружением, то неожиданно образовавшейся свалкой на месте еще вчера стоявшего здания. В условиях новой экономики и налогового законодательства оказалось, что любые постройки во владении любого хозяйствующего субъекта теперь облагаются налогами. Поэтому вон та контора, построенная лет пятьдесят назад и переставшая быть нужной уже лет десять как, сейчас начала генерировать налоги. И вон тот старый кран, переставший двигаться в прошлом году. И вот это выгрузочный фронт. Поэтому руководство завода бросило все силы на снос всего, что в данный момент не нужно. И знаете, тут было что сносить!
Да тот же цех непрерывной разливки стали. Гордость тульских металлургов, один из цехов, дающих право называться научно-производственным объединением. Именно здесь, на Чермете в советские годы разрабатывалась технология непрерывной выплавки стали из чугуна. Сейчас цех номер пять производит только убытки. Варить сталь по неведомой Фролову причине на этом заводе стало невыгодно, цех сначала остановили, а теперь вообще начали сносить. У Петра вообще был большой вопрос к тем, кто проектировал завод — кому пришло в голову строить такое предприятие там, где нет ни угля, ни руды, ни большой электростанции? Мало этого, один чугуноделательный завод близ Тулы уже имелся к моменту строительства Чермета.
По одной из версий экспериментальный завод, вернее научно-производственный полигон построили тут для нужд оборонщиков, так что никакой экономической целесообразности искать не стоило. Может, потому и достался он кемеровской группировке так легко, что никто не верил в рентабельность предприятия. Кокс привези за тысячи километров, руду подвези за пятьсот. Только известняк свой. Хоть электричество для выплавки чугуна не нужно, и то хорошо. Сейчас Фролов стоял напротив бывшего сталелитейного комплекса и смотрел, как металлические конструкции превращают в сырьё для доменных печей. Грустная ирония, понятная технарям — сталь, которая производила сталь предназначена стать чугуном.
Но это всё равно лучше, чем сыпать в печь тот мусор, который периодически за недорого закупает коммерческий отдел. Те же огарки, отходы химической промышленности. Шесть процентов железа в них не делают этот мусор ценным сырьём, особенно с учетом большого количества примесей серы и прочей гадости, за которую доменщики не скажут спасибо.
Фролов, наблюдающий за резкой оборудования и погрузкой в вагоны, не был праздным зевакой. Конкретно сейчас его целью было убедиться, что в вагоны не наваливают лом с большим перевесом или так, чтобы конструкции свешивались на стороны. Такие космы металла могут цеплять за здания и сооружения, приводить к сходу вагонов с рельс, а то и зацепить кого-то из людей, мимо которых поедут. В этом году в больницу с травмами попало два составителя, вполне достаточно, чтоб задуматься о производственной дисциплине. Первый пострадавший — молодой парень заснул ночью на борту вагона. По его рассказу сидел на борту теплого вагона с агломератом и прикемарил, разморило. Спящее тело скинуло в негабаритном месте на землю. Удачно отделался. А второй травмированный опытный составитель ехал на подножке вагонами вперед мимо недавно уложенной рядом с путями стопки плит. Решил, что проскочит. Оба отделались переломами и ушибами, оба могли погибнуть.
Фролов навестил в больнице каждого, заверил, что зарплата на период болезни и восстановления им будет выплачиваться в полном объеме. Случаи травматизма на производстве не скрывали, по нынешним временам на заводе не сильно и переживали из-за такой ерунды. Никто не погиб, и хорошо. Не будут судиться, и здорово. С этими кадрами воспитательные беседы вести уже поздно, да и наказывать тоже. А вот с их коллегами работу Пётр провел что называется «в полный рост». Так что все в очередной раз осознали — Родине нужны здоровые железнодорожники. Даже если они при этом еще и металлурги.
Кстати, да! Этим летом вместе со своими коллегами Фролов отмечал два своих профессиональных праздника — сначала день металлурга, а потом день железнодорожника. Последний праздник отмечали скромно и кулуарно, а вот день металлурга — это да! Ударно-транспортный вертолет МИ-8 собственности завода катал над городом семьи работников, во дворце культуры для них бесплатно выступал Валера Сюткин и какие-то Блестящие Стрелки. С ударением на первом слоге. Пять девушек стандартной модельной внешности крутились по сцене и пели что-то такое, что не задерживалось ни в памяти, ни в ухе. После концерта наш герой осознал, что не может вспомнить ни одного слова из их зажигательных песенок. То ли дело Сюткин: «Как для геолога зонтик, как для коровы седло… Стильный оранжевый галстук мне надевать западло» Или он что-то перепутал? И ведь не пил!
Чем хороша работа руководителя — можно просто смотреть, как другие работают и периодически подсказывать, что не так, и как надо. И при этом витать мыслями где-то там, далеко. Главное, чтоб тебя при этом не зацепило «пауком», свисающим со стрелы крана, или не задело ковшом погрузчика. День прошел в трудах и заботах, неприятные мысли о предложении главного безопасника вылетели из головы напрочь. Да и не мудрено — поругаться с тем, отчитать этого, нараздавать заданий на ночь, проконтролировать заместителей, которые разленились за время отпуска начальника, отчитаться перед своим руководством…
А вечером к дому Фролова подъехали. Он ужинал в кругу семьи, когда звонок тренькнул, сообщая, что у калитки кто-то жмет на жёлтую кнопку. Вот кого принесло на ночь глядя? Смотреть в глазок через дверь дома бесполезно — ворота выше человеческого роста. Со второго этажа высматривать долго, да и не увидеть никого, если они около ворот стоят. Или стоит. До камер видеонаблюдения, которые будут доступны любому, еще дожить надо. Дотопать по дороге времени. Ладно, рассуждать о достижениях будущего можно долго, а надо идти к калитке, вдруг что важное за воротами. Кто знает, не судьба ли стучится в твои двери? Тьфу!
Глава 20
Вербовка и вербовка
Сентябрьский вечерок не дарит приятную прохладу, ветерок скорее намекает на скорое наступление настоящих холодов. Так что хозяин двухэтажного особняка накинул поверх плеч куртку, а пистолет сунул за пояс штанов сзади. Чтоб спину не продуло. Пока шел к калитке, Фролов успел пару раз помянуть недобрым словом всех киношников, у которых герои таким макаром не пару минут у ворот стоят, а часами бегают по экрану. В смысле, бегают ногами и в течение коротких эпизодов по пять секунд, но подразумевается, что персонаж фильма весь день бродит с железкой, натирающей спину. То пытающейся провалиться в штаны, то выпасть наружу. Однозначно самый дурацкий способ ношения пистолета, определил для себя Пётр. На этой не шибко позитивной ноте его голос прозвучал не вполне приветливо: