Нет, действовать надлежало самим.
…А теперь, когда, словно перст судьбы, появились Игорёк с Юлькой, действовать можно было куда свободнее. Два человека, не связанные «испытаниями» в корпусе могут многое. Разумеется, при должном к тому руководстве.
Разумеется, Вере Федя ничего не сказал — откуда появились его новые приятели. Объяснил просто — мол, дальние родственники учительницы, из мхом заросшей провинции, но «текущий момент понимают правильно». Вера сперва изумлялась, но потом, сходив в гости в Ирине Ивановне, согласилась.
— Но странноваты они, конечно, — говорила она потом Феде, прежде чем расстаться в главном вестибюле корпуса. — Словно… словно… — она досадливо прищёлкнула пальцами, не в силах подобрать слово, что Веру, круглую отличницу и эрудита, всегда неимоверно злило.
— Словно нездешние они? — подсказал Федя.
— Да. Именно «нездешние».
— Провинция, — пожал плечами бравый кадет. — У них родители умерли… совсем рано. Какая-то тётка растила… так, примерно, как лопухи во дворе… Вот теперь Ирина Ивановна за них взялась, а то даже писали с жуткими ошибками…
— Ирина Ивановна может, — согласилась Вера. — Настоящий учитель. От Бога, как говорится.
— А они надёжные?
— Надёжнее меня! — заверил Федя, хотя насчёт Юльки у него оставались кое-какие сомнения.
— Тогда слушай…
Юлька ехала на трамвае. Нет, дивно было не то, что «на трамвае», да и сам вагон не очень сильно отличался от старых, что ещё во множестве ходили по улицам её родного Ленинграда, и которые бабушка Мария Владимировна именовала почему-то «американками». Дивно было то, что на дворе стоял 1909-ый год, город именовался Санкт-Петербург и Юлька с Игорьком ехали делать всё, чтобы он таковым бы и остался — вместо «города Ленина» и «трёх революций».
Тут, конечно, были непривычны билеты — они стоили по-разному в зависимости от продолжительности поездки и кондуктор отрывал сразу несколько разноцветных квитков.
От Балтийского вокзала на 19-ом маршруте до Московского — то есть до Николаевского, поправила себя Юлька. И площадь там не Восстания, а Знаменская. А на месте круглого вестибюля метро стоит небольшая церковь, красивая и очень аккуратная; трамваи огибают небольшой скверик в середине, расходясь кто куда — на Лиговку, на Невский или же на ту его часть, что Юлька привыкла звать Староневским.
— Не расслабляйся! — сердито прошипел в ухо Игорёк, когда Юлька опять загляделась на городового в парадном мундире, прохаживавшегося у главного входа на вокзал.
И Игорь и Юлька были в гимназической форме — сейчас всюду шли годовые экзамены, не только в Александровском корпусе и вопросов их вид ни у кого не вызывал. И, конечно, «простоволосой» Юлька уже не ходила — Ирина Ивановна вручила элегантную (и очень Юльке понравившуюся) шляпку вкупе со скромными серыми перчатками.
Это действительно многое меняло. На гимназическое платье народ взирал с уважением, и Юлька себя ощущала как-то по-иному. Казалось бы, такие пустяки — шляпка, перчатки — а вот чувствуешь себя не девчонкой, а «молодой барышней», к которой даже строгий околоточный отнесётся с почтением.
Они с Игорьком углубились в кварталы Рождественских улиц (которых Юлька привыкла называть «Советскими», и ей опять пришлось всё время себя одёргивать).
Здесь им пришлось петлять. Свернули во двор, пробежали мимо до боли знакомых светло-желтоватых стен, темных окон с коричневыми ящиками-«ледниками» снаружи, нашли нужную дверь, что вела на лестничную площадку другого дома, выходившего уже на следующую Рождественскую, не пятую, но шестую — по мнению Юльки эти шпионские игры были никому не нужны, их с Игорьком тут никто не знал и никто ни в чём не мог заподозрить; но Игорёк, похоже, наслаждался каждым мигом и Юлька не протестовала.
С Шестой Рождественской опять нырнули во двор, и на сей раз остановились.
— Отпирай! Я прикрою!
Узкая-преузкая (кошка едва пролезет) дверь больше походила на створку стенного шкафа и заперта была большим висячим замком. Именно этот замок требовалось открыть, сразу же запереть снова снаружи (почему и требовалось двое для этой миссии), после чего обойти вокруг квартала и встретить Игорька с другой стороны — пока он выносил сумку, полную революционных листовок.
Сердце у Юльки бешено колотилось, она почти что бежала, изо всех сил заставляя себя идти, как положено гимназистке — держа осанку, без спешки, с достоинством — так учила Ирина Ивановна, отрабатывавшая с Юлькой даже походку.
И сейчас, добравшись до нужной парадной, она замерла — Игорька там не было, зато имелись двое усатых городовых и ещё один тип в котелке, ну точь-в-точь «шпик», как их показывали в фильмах про революцию.
Юльке это очень, очень не понравилось.
Она сбавила шаг, неторопливо перешла на другую сторону улицы, делая вид, что вглядывается в номера домов, словно разыскивая нужный.
Обернулась — и вдруг увидела в окне сразу над парадным лицо Игорька, прижавшегося к стеклу.
Игорёк корчил жуткие рожи и тыкал пальцем вниз, явно указывая на городовых.
Юлька не поняла, чего он боится — у кого могут возникнуть вопросы к мальчишке-гимназисту с большой холщовой сумкой через плечо?
Однако, раз он не выходит, значит, она должна ему помочь.
И Юлька, не успев ни удивиться собственной смелости, ни даже как следует испугаться, решительным шагом направилась к полицейским со «шпиком».
Взгляд назад 11
— Прошу прощения, господин городовой, — пискнула она самым сладким голоском, на какой была способна. — Я заблудилась. Ищу дом госпожи Егузинской, вы не поможете мне?
Юлька долго заучивала имена домовладельцев. Адреса тогда больше писали как «дом такого-то или такой-то», в дополнение к номерам, а зачастую и вместо них.
Все трое разом уставились на неё. Суровые такие, усатые, с мохнатыми бровями. «Шпик» прямо-таки буравил её пристальным взглядом, однако, заговорил он очень мирно:
— Егузинская? Пахомов, знаешь такую?
— Как ж не знать, — басом ответил один из городовых. — Прасковьи Степановны дом всякий знает! Вон, на углу с Мытнинской. Жёлтый, двухэтажный. Госпожа Егузинская купчиха справная! Всегда поднесёт и на Рождество, и на Пасху…
Краем глаза Юлька заметила какое-то движение за их спинами. Игорёк! Сообразил, слава Богу!
По спине у Юльки струился пот, но роль надо было доиграть до конца.
— Большое спасибо, господа, — и она сделала самый лучший книксен, на какой была способна. — Я пойду теперь…
— А как звать-то вас, мадемуазель? — осведомился «шпик». — И где местожительство имеете?
Юльке показалось — она сейчас хлопнется в обморок. В революционные героини она никак не годится, мелькнула мысль. Но всё-таки она ответила, как они измыслили с Ириной Ивановной и Константином Сергеевичем:
— Перумова Екатерина [133] , а живу на Итальянской, дом купцов Челпановых…
Имя это подсказал подполковник Аристов — его знакомец, купец Челпанов что держал лавку офицерских товаров в Гостином Дворе, чья собственная сестра вышла замуж за отставного поручика Данилу Перумова, и у них была дочь — такого же возраста, что и сама Юлька. Если что, если будут искать — по бумагам всё совпадёт, а уж чтобы стали так глубоко копать, чтобы искать и являться прямо на квартиру — на подобные подвиги Охранное отделение, по мнению самого Константина Сергеевича, было решительно неспособно.
Кажется, удовлетворились… Юлька повернулась и на негнущихся ногах двинулась прочь, к тому самому дому. Потом не выдержала, обернулась — «шпик» пристально глядел ей вслед, Юлька не нашла ничего лучшего, как помахать ему. «Шпик» махнул своим рукой и они все трое зашли в подъезд, откуда только что должен был выбраться Игорёк.
…Он догнал Юльку уже на Мытнинской. Он пыхтел, таща тяжеленую сумку через плечо, битком набитую прокламациями.
— Бежим! — он схватил Юльку за руку, потащил в очередной проходной двор.