Жена Криса всё больше становилась довольна новым мужем. Внешностью ужасен, но зато такой заботливый и нежный. Своих не выдаёт. Настоящий мужчина во всех отношениях: смелый до отчаянности, крепкий духом и дерзкий в начинаниях. А что законченный вор, так это даже интересно. Покойный муж немедленно после войны стал таким бесцветным скупердяем. Свалившийся на семью незаурядный достаток его, кажется, сильно пугал. По ночам он даже спать не мог: всё проверял запоры и слуг. А теперь денежки мужа достались вдове, и она с радостью думала о том, что они с Крисом им пропасть не дадут и зря держать в кубышке не станут.
В следующей деревне Крис, к неудовольствию местного дворянина, спрятанному за вежливой улыбкой, принял его приглашение остаться на ночь. А наутро он попросил, в чём нельзя было отказать: доставить срочное письмо портному И Куринину.
Придя в деревню, Крис прежде всего обошёл все дворы и гневно посмотрел на тех, у кого хозяйство было не в порядке. Слов даже не понадобилось. А сам он начал что-то сооружать из палок и верёвок.
Прочитав письмо Криса, на самом деле адресованное ему, Чон, глава Невидимой Гильдии, расхохотался. Выдумка Демона очень понравилась. "Бугор" отобрал семь самых страховидных гильдейцев, велел И Куринину сшить для них особые костюмы, а у местного алхимика закупили несколько снадобий, фосфор и много серы. Узнав, что им предстоит, гильдейцы посмеялись вдосталь, но закон молчания строго соблюли. Вскоре они двинулись верхом в деревню Каратарикота. Заодно воры везли указ царя, что деревня изымается из-под сюзеренитета барона Асретина, и отныне становится владением всего государства, а также вызов Асретину на Совет Царства.
Асретин был очень обижен решением царя и собирался апеллировать к Совету царства, а, может быть, и к народу. В воинственном настроении он отправился на Совет.
А великолепная семёрка воров подошла к Каратарикоте. Кой Растротон, который был назначен смотрящим в предстоящем деле, открыто двинулся в деревню, остальные скрытно остановились в паре вёрст. Крис выбежал навстречу Кою с распростёртыми объятиями, так что ни у кого сомнений не возникло: приехал друг. И вполне естественно, что хозяин сразу уединился с ним пить и обсуждать свои дела.
— Крис, вот знак Чона. Я смотрящий в нашем деле.
— Порядок должен быть, я сразу догнал это. Давай перетрём, что делать. Свистки есть?
— Конечно, есть. Вот и для твоей ведьмы свисточек. Маруха и слуги пусть уши заткнут. А тебе всё по дубине, как я понял.
— А снадобья?
— Кое-что купили, кое-что сделали сами. Вот для твоей ведьмы намазаться. Потом почешется пару дней, и больше ничего. А это для тебя. Обсираловка, чихачка и слабачка в пыли. А вот снотворное, дурилка и дристалка.
Обсираловка вызывала панический ужас, чихачка — неудержимое чихание, слабачка лишала сил. Дристалкой называли слабительное. Дурилка была самым тонким из снадобий. Её добавляли в вино, когда нужно было человека не споить до бесчувствия, а просто снять у него тормоза и критику. Например, его хотели обыграть, или разговорить, или скомпрометировать, или подложить ему шлюху, или подсунуть жульнический договор. И вкус у этого снадобья был тонкий и приятный. Правда, похмелье после такого вина было тяжёлым во всех смыслах.
Крис сразу же засыпал снотворное, дурилку и слабительное в три подготовленных кувшина с вином.
— А сейчас морду сделаем, что мы бухие в доску, и я покажу тебе, кого удерживать. Три двора надо будет целиком загонять назад. В остальных увидишь сам. Лучших баб и подходящих детишек в подвал моего дома тащите, слабаченных и сонных в сарай.
— Идёт! Пошли!
"Пьяная" парочка бродила по деревне, и Крис незаметно показывал на женщин и детей, мужиков и баб поили вином (естественно, с дурилкой; молодых женщин порою со снотворным) из прихваченных бурдюков. А заодно внимательно рассмотрели три двора. Перед вечером Крис с друганом зашли в один из нужных дворов и чуть ли не насильно напоили дрожащих крестьян вином, всех, от мала до велика.
— Ты что не пьёшь, шлюха? У меня д-д-ружок приехал! В-в-веселись! И мальцу дай пару глотков, пусть он тоже выпьет за наше зд-д-д… Тьфу, мать! Здоровье!
В темноте друг потихоньку ушёл.
Эта ночь была полнолунием. В полночь вдруг раздался жуткий вой у господского дома. Перепуганные крестьяне увидели, что хозяин стоит у своих ворот и воет, а над двором на метле летает голая ведьма и дико хохочет, разбрасывая во все стороны что-то огненное. На вой хозяина отозвались ужасные голоса со всех сторон деревни, и из леса двинулись к деревне черти, тоже все в огне.
— Н-н-не бойтесь. Это мои друзья! — заорал хозяин окровавленным ртом.
Естественно, это вызвало противоположную реакцию. Кое-кто забился в свои дома. Кто-то помчался вон из деревни. Кто-то метался в панике. Черти набросились прежде всего на бегущих, схватили женщин и детишек и погнали в деревню. А остальные, лишившись всякой воли к сопротивлению от дикого страха, от вида ужасных чертей, серной вони и ещё чего-то, что вызывало безудержное чиханье, помчались ещё быстрее. Черти отволокли перепуганных жертв в господский двор и двинулись по домам.
— Куда бежите? — грозно кричал крестьянам хозяин, но они двор за двором в дикой панике бежали по единственной дороге, кроме тех, кого хватали черти. Впрочем, пару крестьяночек ухватил сам хозяин, потискал им груди и велел идти к нему и ничего не бояться. Они покорно пошли во двор, с облегчением думая, что их не отдадут чертям на съедение, а хозяин просто поимеет их.
В один из двух дворов, которые хотели удержать, ворвался чёрт и заставил всех выпить вина, после чего все стали неудержимо бегать в отхожее место, и было уже не до бегства. Другие собрались было бежать, но их встретил сам хозяин, вырубил экономным ударом вопившую бабу, а остальным прошипел:
— Назад! Мои друзья вас не тронут. А я живьём шкуру сдеру, если ещё бежать попробуете!
И он сразу подтвердил свои слова, содрав небольшой лоскут кожи с руки сына хозяина. После этого крестьяне поплелись обратно. Третий двор весь спал мёртвым сном.
Словом, на рассвете в деревне почти никого не осталось. А Крис проорал последним беглецам:
— Сволочи! Бежите от своих наделов! Если вернётесь, шкуру сдеру с живых и распну!
Утром "черти" быстренько разобрали театральную машину, сделанную Крисом, и с хохотом уселись пировать и ласкать оставленных женщин. Их сразу заставили танцевать голыми и принять по нескольку мужчин, чтобы показать им новый статус: общественных служанок и любовниц всех гильдейцев. А детишек Крис стал утешать, в том числе успокоительным снадобьем:
— Вы мне как свои дети будете. Я вас сам учить стану. И вы гражданами станете, а не рабами.
Оставшимся трём дворам и женщинам разрешили взять из брошенных дворов всё, что они захотят. Предупредили, что они теперь в полной власти гильдии и за попытку побега будет жестокая расплата. Сообщили, что торговцы сюда больше не будут приходить, а если что-то надо будет купить, нужно попросить хозяина или смотрящего, им привезут всё по справедливой цене. А от добычи и наград гильдии им тоже будут выделять долю.
В первую ночь гильдейцы отсыпались. Во вторую они рассчитали, что кто-то попытается вернуться в деревню: ведь крестьяне удавятся за своё имущество, если не перепугать их окончательно. Выследить четвёрку мужиков и баб, неумело пытавшихся прокрасться к своим домам, было легко. Деревня вновь пылала "адским огнём". Мужики в нерешительности остановились, и тут на них из леса выскочили черти. Поскольку бабы визжат сильнее и страшнее, они стали убивать одну из баб. Все остальные, не чуя ног, побежали назад.
Через неделю Невидимые вычислили, что ещё кое-то попробует в деревню пробраться, и вновь устроили иллюминацию. Убивать или калечить никого не пришлось, увидев огонь над деревней, "смельчаки" быстрее повернули назад. Место завоевало репутацию проклятого, чего и добивалась гильдия. Ценой этого была всего одна смерть.