Сомнений не было, это писал Кароль, только он знал прозвище «пан ящерка». София встала и поднесла к одной из свечей вымоченную слезами бумагу, потом села на пол рядом с кроватью, обняв колени, как это делают маленькие дети, если их обидели или им страшно. Она смотрела на выплывающий из мрака огромный гобелен: пир в княжеском замке, гости в нарядных одеждах возносят кубки, стол ломится от яств, в центре огромное блюдо с зажаренным оленем, из золотистой туши торчат ветвистые рога. К горлу Софийки подступила тошнота, девушка с трудом подавила приступ. «Велю выкинуть эту мерзкую тряпку вон!»

- Послушай, Кароль, - сказала она свету трепещущей свечи, смотреть на бездыханное тело не хотелось, - я знаю ты меня слышишь… Не думай, что ты ушел всеми отвергнутый. Есть одна женщина, которая всю жизнь будет оплакивать тебя. Не веришь? Да у нас была всего одна ночь, да я плохо помню твое лицо. Знаешь, я сейчас боялась даже не узнать твое тело. Но твоя панночка любит тебя, и у нас будут дети. Правда Иванка сказала, что это девочки. Я бы хотела подарить тебе еще и сына, но девчонки ведь тоже хорошо, они вырастут и будут молиться за упокой души своего отца. Это важно, чтобы за тебя кто-то молился. Знаешь, я так злилась, когда узнала, что брюхата, наверное, тебе не раз икалось, а теперь я так рада, что мы зародили новую жизнь. Не представляю, как бы я справилась со всем одна, а так нас трое. А если я не смогу разродиться, всякое бывает, то попаду к тебе, тоже хорошо.

Ладан дурманил, глаза слипались.

- Что же вы, госпожа, на холодном полу сидите? Негоже это! – в залу вошли Любош и совсем древняя старуха.

- Вставайте, вставайте, - управляющий легонько потянул Софию за рукав.

- Пойдемте, хозяюшка, я уж постельку поселила, - мягким голосом проговорила старуха.

- Но я хотела… - София беспомощно оглянулась на покойного.

- Все сделаем как надо. Читать над ним сейчас сюда придут, а вы уж отдохните. А я – Боженка, нянюшка хозяина, вот такого его маленького ходила. И за вашими детками, коли б Бог дал, приглядывала бы, силы еще есть.

- Бог дал, - тихо вымолвила София, давая себя увести.

- Вот уж радость, так радость. Я еще крепкая, не смотрите на морщины, нянчить первенца вашего стану, песни колыбельные петь, я много песен знаю, и ладские выучила, господарька Надзея своему сыночку все пела. Коли хозяюшке охота будет послушать, так и такие могу спеть…

Старуха ворковала и ворковала, заговаривая горе, придавливая его камешками-словесами, уводя Софию все дальше и дальше по залитому светом свечей переходу.

- Отчего неразумно дорогие свечи тратите? – невольно спросила новая хозяйка.

- Хозяин перед смертью приказал везде разжечь, чтобы вам, как приедете, не так тоскливо было.

София опять разрыдалась.

- Вот уж нельзя так брюхатой убиваться. Соберитесь, госпожа, послушайте бабку Боженку, надо быть сильной.

- Я буду, немного поплачу и буду, - убеждала саму себя София.

Боженка привела новую хозяйку в небольшую, но богато обставленную комнатку. Сразу было видно, что бывшая обитательница покоев – женщина: гобелены убраны россыпью ярких цветов и пестрых райских птичек; спинка кровати тоже была украшена резьбой гирлянд полураспустившихся лилий; над кроватью мягкими складками свисал пурпурный балдахин. Нога провалилась в высокий ворс восточного ковра.

- Чья это комната? – сразу испугалась Софийка.

- Пани Изабеллы, покойной жены хозяина, - прокряхтела старуха.

- Я здесь не лягу, - девушка кинулась обратно к двери.

«Нельзя любовнице на ложе жены, грешно!»

- Ах, госпожа, чего же вы переполошились? Да она померла уж давным-давно.

- Я здесь жить не стану, мне в другом месте постели, - София прижимала к груди мешочек с травами, единственную родную вещь в этом чужом непонятном мире.

- Ну, хотя бы на одну ночку, госпожа, - Боженка жалобно заглянула хозяйке в глаза, - в других комнатах не топлено, пока прогреется, озябнете совсем, а вы вон еле на ногах стоите. Ничего от одной ночки не случится, вон и ларец ваш, пан Любош велел сюда принести.

Старуха указала на скромно стоящий в уголке сундук Софии.

- Хорошо, - дала себя уговорить девушка, - но только на одну ночь. Вели, пусть воды принесут с дороги помыться.

- Конечно, и откушать?

- Нет, я не голодна.

- Это зря, вам поесть нужно, я всего один пирожок принесу и крыночку с молоком, так – самую малость.

«Хозяев здесь не больно-то слушаются». Софии начало казаться, что ее взяли в плен в этом роскошном и пустынном замке.

- А здесь другие слуги есть?

- Конечно, госпожа, но все с похоронами суетятся. Пан Любош сказал, завтра вас представит. На погребение и крестьяне должны прийти, все новую хозяюшку увидят.

- У меня платья вдовьего белого нет, только такие, - Софийка показала свое вышитое ладским узором темно-зеленое одеяние.

Бабка приветливо улыбнулась щербатым ртом:

- И вдовье найдем, не тревожьтесь, все есть, - и увидев опять испуг на лице хозяйки, поспешила добавить, - от господарьки Надзеи осталось, как раз в пору будет. Вы на нее похожи, только волос темнее.

София никак не могла уснуть в заранее нагретой теплыми камнями постели. «Лучше бы в холодную легла, быстрее бы уснула». Тело бил нервный озноб, глаза блуждали по райским птичкам гобелена. Девушка не привыкла спать при свете, но задуть свечу у изголовья было как-то боязно.

За окном свистел февральский ветер, наверное, разгулялась метель. Сквозь жалобный стон стихии Софии послышался зловещий вой болотника. Но этого не может быть, в этих горных краях они не водятся, может просто волки? Девушка натянула одеяло до самых глаз. «Скорее бы утро».

В памяти начало всплывать недавнее нападение хищников. Вот наглый уверенный вожак выходит на тропу, перегораживая отряду дорогу. Его оскал, словно надменная улыбка. Он ждет дани. Вот Софийка умоляет Зарунского отдать лошадь, быстро шепчет, что в эту пору звери особенно люты, готовы на все. Гордый старик смеется ей в лицо, приказывает ратному стрелять. Но охранник не успевает выстрелить, железные зубы смыкаются на его запястье. И начинается ад! Болотники выскакивают со всех сторон, они рвут людей и лошадей на части, бедолаги воины пытаются обороняться, колют зверей пиками, рубят алебардами. Крики, рык, кровь, агония… Здоровенная тварь прыгает передними лапами на сани, пан Зарунский оказывается еще крепким стариком, вонзает саблю в раскрытую пасть. Сбоку от Софии появляются горящие глаза смерти. «Неужели все?!» Девушка выставляет вперед руку с ладанкой, луч морозного солнца сразу выхватывает серебро… Мгновение, яркая искра отражается в черных зрачках зверя. И болотники уходят, торопливо, резко, бросив горячую добычу. Софийка начинает креститься и судорожно целовать ковчежец. «Ведьма!» - слышит она смешанный со страхом презрительный окрик старика. Но ей все равно, он презирает ее, она презирает его. Главное, можно ехать к Каролю.

К Каролю? Но Кароль мертв. Всплывает огромная кровать с неподвижным телом и тут же тонет во мраке. Из этой темноты выплывает девушка, совсем молоденькая, чудо, какая хорошенькая! Это принцесса Изабелла. Софийка узнает ее. Черные густые волосы падают на высокую грудь, карие глаза лесной лани сурово смотрят на соперницу. Тонкие упрямые брови, золотистая кожа, легкий румянец, алые губы - от такой южной красавицы любой может потерять голову. Куда ей – Софии до этого райского цветка. Жгучая ревность к той другой начала душить самозванку. А ведь ладская панна действительно самозванка, она никто здесь. Одно слово Зарунского, и ее вышвырнут с позором.

- Я не хотела занимать твое место, - прошептала призраку София.

- Хотела, - улыбнулась принцесса. – Ты выгнала меня.

- Я не выгоняла, нет!

- Выгнала из его сердца, раз – и нет меня, - Изабелла холодно улыбнулась. - Сделай его счастливым, дай ему семью. Он заслужил.

- Как я это сделаю? Он же умер! – всхлипнула София.