Два месяца прошли в абсолютном безмятежном покое, никто не строил козни, не нападал, шляхта вела себя мирно, Баньков попритих, лишь изредка бросая на Стефана косые взгляды, Невесский прямо из кожи вон лез, выказывая свое почтение и преданность, филин Адамусь, конечно, ворчал, как без этого, но так, скорее по привычке, без злобливости, например, все время намекал, что Хлына пора бы уже и на заставу выпроводить, уж больно много ест, и особенно пьет: «Бочка бездонная, а не утроба», — кряхтел старик.

Дни господаря были наполнены заботами, а ночки казались бархатными, плыли по-летнему жарким маревом, и Маричка была так нежна, при одном воспоминании у Стефана потели ладони.

И только Вепрь никак себя не проявлял, а был ли он в окружении Стефана, почему не действовал? Или Каролина все выдумала, чтобы отвести от себя подозрение, может напрасно Стефан дал возможность бывшей любовнице сбежать домой в гробу под видом покойницы? Да теперь уж ничего не исправить.

От болотников тоже не было никаких вестей, сгинули, отступили невесть куда. Народ, осмелев, повалил в лес собирать созревшую малину и чернику. Ягода в этом году, обласканная солнцем, выдалась сочная, сладкая. И по коридорам замка витал головокружительный аромат варенья. Маричка на цыпочках подкрадывалась к заваленному бумагами и картами Стефану, целовала в макушку, и выставляла на стол хрустальное блюдечко с розовой пенкой.

Молодой господарь мог и дальше жить в раю, но надо было, во что бы то ни стало, отбить прииск, восстановить пристань, добиться, чтобы караваны груженых кораблей поплыли в Союзное королевство. Кленовый край получил бы звонкую монету, а отец оценил бы младшего сына и понял, что сделал правильный выбор, поставив на Стефана.

Доверяя только филину, господарь провел с ним беседу на пустом дворе у каменного колодца, чтобы ни чьи уши не могли уловить ни звука.

— Мне нужны люди, захватить янтарные рудники, — огорошил Адамуся Стефан.

— Разве у тебя людей мало? — прищурился филин.

— Я могу доверять только казакам пана Казимира Ковальского, с которыми воевал, остальных я не знаю, среди них могут быть люди Вепря, тогда все сорвется, — признался господарь. — Маричка говорила, у нее есть войска.

— Да какие там войска, и сотни не набрать, — отмахнулся филин, — но люди проверенные, — все же добавил Адамусь для справедливости, — братья мои двоюродные и их холопы боевые. Они при мельницах на севере владения держат.

«У меня три десятка, у них сотня, а и хватит, неужто у Вепря больше? У него и болотников-то может нет, только призраки».

— Послушай, почтеннейший тесть, — наклонился к Адамусю Стефан, — я всем объявлю, что еду на эти мельницы родню твою проведать, ну и посмотреть, что да как там с обмолотом, дело-то к сбору урожая идет. Выеду с Маричкой, а потом она вернется через потайной ход домой. Здесь ведь есть потайной ход? Да есть, Михась же как-то выходил.

— Ну, может и есть, — сморщился Адамусь, выдавать все тайны зятьку он не хотел.

— Пусть Мария посидит пока в тайнике при башне, я ей объясню, что это важно.

— Ой, не знаю, надо ли то творить, все вроде и так хорошо, — покачал седой головой филин.

Но Стефан был непреклонен. Осталось решить, что делать с подозреваемыми. Только разделить. Хлына и Генуся выпроводить на заставу, пусть стерегут окраину, пока господаря нет, и приказать, чтобы до возвращения господаря обратно в город их не впускали. А молодые шляхтичи останутся в Яворонке, все… кроме Якова Банькова. Из двух, Невесский или Баньков, все же более подозрительным был юнец, его оставлять в замке рядом с Маричкой или даже на близкой заставе никак нельзя. Стефан решил тащить Яшку с собой, но заранее ничего тому не рассказывать и потихоньку приставить к нему казачков по бойчее, чтобы, если что, могли и в глаз дать, без лишнего благородства.

А вот, что делать с Михасем, Стефан долго не мог решить. Ему было стыдно перед денщиком, успевшим стать хозяину самым близким другом, но и рисковать всем, особенно женой, Стефану не хотелось. Можно было отправить Михася прошарить болота, в поисках логова Вепря, но, если там действительно темные силы? Михаил не заслужил такой кончины.

«Будет подозрительно, если я оставлю денщика дома, придется брать, — решился, наконец, Стефан. — Что да как — ближе к прииску расскажу, да сам буду глядеть за ним в оба».

Братья Адамуся, старые тертые жизнью воины, сначала долго упирались. Страх надежно сковывал округу, а слухи, один страшнее другого, полнились самыми жуткими подробностями. Но Стефан настаивал со всей горячностью молодости, рисуя радужные перспективы возрождения морской торговли. Как и филин, его родственнички были бережливы до жадности и не равнодушны к звону монет. Отряд выступил к морю.

И Баньков, и Михась отреагировали на новость о боевом походе спокойно. Яков, после нескольких дней унылого молчания и изоляции, с удовольствием болтал с молодыми паненками, племянниками Адамуся. Михась, словно и так догадываясь о тайных планах хозяина, и бровью не повел, лишь принялся острей натачивать саблю.

На море выдался полный штиль, и водная гладь теперь напоминала скорее большое озеро, чем суровую стихию. Солнце припекало все жарче и жарче, а ветер, полетав над округой, решил вздремнуть. Стефану казалось, что он едет в жидком киселе, настолько парким был воздух.

— К грозе, к вечеру будет, прольет как миленький, — задрав голову к небу, философски изрек Михась, вытирая со лба выступивший пот.

Местные провожатые подали знак, что до прииска рукой подать, теперь следовало быть осторожными и подкрасться как можно незаметнее. От моря свернули к сосновому бору, а дальше, спешившись, побрели, сильно пригибаясь к земле и прячась за кусты. Разветвленная скала образовывала как бы ворота, за ними и должны были находиться заветные рудники.

Махнув остальным остановиться, Стефан неожиданно выбрал именно Банькова и сам полез с ним в разведку. Яшка, насупившись, забрал в хвост белокурые локоны и пополз параллельно Каменецкому. Они двигались медленно, почти бесшумно, обходя разветвленную скалу с юга, затем стали подниматься на каменистый взгорок. Мелкие камешки, смешанные с глиной, осыпались под руками и ногами, грозя просыпаться мощным потоком, увлекая вниз и разведчиков. Здесь нужна была особенная ловкость. Ловкости ни господарю, ни шляхтичу было не занимать.

Стефан первым выглянул из-за валуна, разглядывая исковырянную старателями равнину. На дне копошились люди! Обнаженные по пояс страдальцы кирками и лопатами под палящим зноем ковыряли землю, а над ними стояли вооруженные саблями и секирами странные конвоиры в чудных клыкастых шапках, напоминающих морды волков. За прииском в небольшом отдалении была срублена пристань с двумя причалами, у одного из них на приколе стоял грузовой корабль. Прииск во всю работал, поставлял драгоценные камни, но явно не для Каменецких.

— Твои дружки? — сквозь зубы прорычал Стефан Банькову.

— Не понимаю, о чем вы, — сверкнул глазами Яков.

— О том, что ты никогда не воевал под рукой Казимира Ковальского, — надвинулся на него Стефан, приставляя к груди шляхтича тонкий охотничий кинжал.

— Ну коли, чего медлишь? — почти равнодушно бросил юнец, его хладнокровию можно было только позавидовать.

— Если бы ты был в войсках, ты бы знал, что у нас с паном Казимиром был уговор — я не говорю, кто я, а сражаюсь со всеми наравне, как простой казак. Мне хотелось, чтобы меня уважали не за происхождение, и хорунжия я получил честно. Только после ранения, когда меня вынесли на носилках, Казимир не выдержал и признался всем. Его воины не могли во мне признать самозванца, а ты признал. Тебе на это кто-то намекнул. Кто ты?

— Яков Баньков, — упрямо проговорил юнец.

— Не хочешь, значит, рассказывать? Посмотри, твой Вепрь превращает людей в рабов, и ты желаешь ему служить? Тоже быть убийцей?

— Я не служу Вепрю, я служу настоящему государю, тому, у кого украли трон Каменецкие.