Министр приостановился, обернулся, поправил пенсне, остро и внимательно взглянул на полковника.

– Вы задаете странные вопросы для борца за свободу, гражданин. Настолько странные, что они заставляют задуматься о…

– Что же тут странного? – пожал плечами Аристов. – Две старшие роты моего корпуса, лучшие, самые убеждённые – они пригодятся свободной России. Их надо переубедить. Их воспитывали в верности царствующему дому. А всё, что мы знаем, – что император просто исчез, вместе со всем семейством и наследником престола. Бежал? Что-то ещё?.. Нас достигали самые дикие слухи. С чем мне идти к моим кадетам?..

– С тем, – резко перебил полковника Гучков, – что бывший император струсил, всё бросил и сбежал! Сбежал неведомо куда!.. Бросив всех, кто сейчас умирает за него, с его именем!.. Вы должны помнить, полковник, я был ярым монархистом, пока не осознал – после мукденского позора, кстати! – что России нужен иной путь. Путь всех цивилизованных стран Европы и Америки. Ведь не станете же вы, полковник, утверждать, что мы – русские, православные, – чем-то хуже французов, итальянцев, американцев или англичан? Что только у них могут быть настоящие парламенты, политические партии, ответственные министерства, ответственные перед народом, а не перед абсолютным монархом?!.. Разумеется, нет! Нет и ещё раз нет!..

Министр разошёлся, словно на митинге, перед многотысячной толпой.

Две Мишени шутливо вскинул руки, словно сдаваясь.

– Гражданин министр!.. Никто не спорит. Значит, император скрылся? А вы не опасаетесь, что он…

– Вот поэтому уже сегодня утром в столицу прибудут дружественные части добровольцев Гинденбурга и «фрейкорпс». Сегодня большой день, полковник, и лучше бы вам постараться привести своих кадет к… разумному решению. А то у нас ещё и этот Петросовет теперь… Петербургский совет рабочих и солдатских депутатов. Эсдеки мутят воду, эсеры тоже… впрочем, сейчас не до этого. Возьмите мандат в канцелярии – и желаю удачи!..

– Благодарю, гражданин министр, – сдержанно ответил Две Мишени. – Разрешите идти?

– Ступайте, полковник. – Гучков уже развернулся, устремляясь прочь по коридору.

– Петросовет… – задумчиво проговорил Аристов. И шагнул в распахнутую дверь канцелярии, Фёдор – за ним.

Там волнами плавал сизый дым. Курили все – и дамы за пишущими машинками, и привалившиеся к стенам солдаты, невесть что здесь забывшие; некто с острой бородкой клинышком, при старомодном монокле возбуждённо диктовал ближайшей пишбарышне, аж притопывая в ажиотаже:

– …немедленно предписывается взять под строгую охрану макаронные предприятия, с имеющимися запасами муки высшего сорта, по списку: общество «Бликген и Робинсон», адрес – в следующей колонке, Лидия Андреевна, в следующей! – адрес Лиговская улица, 52; общество «Звезда», адрес Забалканский проспект, 105…

Две Мишени решительно взял Бороду Клинышком за плечо.

– Гражданин комиссар, распоряжением гражданина военного министра Гучкова, только что покинувшего сие помещение, я должен получить мандат Временного собрания на автомоторный отряд «Заря свободы» численностью в семьдесят два человека при трёх пулемётах!

Неведомо, был ли диктовавший носитель монокля и в самом деле «комиссаром», но возражать он не стал.

– А, гражданин полковник! Это про вас Александр Иванович кричали сюда?

– Так точно, о нас. Распорядитесь выдать мандат, гражданин комиссар, у меня бойцы молодые, а нам с рассветом идти к Аничкову…

– О! О! – Борода Клинышком схватил Аристова за руку, принялся неистово трясти, словно пытаясь совсем оторвать. – Аничков! Твердыня! Несчастные обманутые кадеты, бедные мальчики, сбитые с толку ложью своих горе-командиров!.. Лидочка! О, как удачно, вы закончили страницу!.. Берите чистый лист, скорее, скорее! Да не простой, возьмите с водяным знаком… да, да, бланк Временного собрания, раз сам Александр Иванович велели… печатайте: «Мандат, выдан гражданину полковнику…»

– Аристову Константину Сергеевичу…

– …Сергеевичу, командиру…

– Автомоторного отряда «Заря свободы»…

– …свободы…

Пишбарышня, со слегка растрепавшейся причёской, но, как и все гражданские в канцелярии, охваченная какой-то дикой, неправдоподобной экзальтацией, лупила по клавишам «ундервуда» с редкостным остервенением, словно под каждой литерой крылось по коварному врагу свободы.

«Лист с водяными знаками, – подумал Фёдор, глядя на внушительную бумагу, на которой Борода Клинышком рисовал замысловатую подпись, а машинистка Лидочка, не дыша, прикладывала одну за другой аж целых три печати: пару синих и одну, видать, особо важную, красную. – Лист с водяными знаками, это значит – заказывали заранее, где-то печатали, откуда-то завозили… Готовились долго, всё продумали, даже такую мелочь!..»

– Готово! – Борода Клинышком протянул полковнику бумагу. – Сейчас поставим мгновенное фото, и всё готово!

– Мгновенное фото? – Кажется, Две Мишени даже растерялся на миг. – Это как же так?

– О, полковник, новейшее изобретение! Прямо из Северо-Американских Соединённых Штатов! Очень удобно! Лидочка! Камеру!

Камера и впрямь появилась – на обычной треноге, но небольшая, совсем не похожая на огромные устройства, привычные Феде. Передняя стенка откинулась вперёд, Борода Клинышком деловито раздвинул «гармошку». На передке коричневой кожи красовалась чёрно-белая табличка: «Момент».

Именно «Момент», а не «Моментъ», как полагалось по правилам.

Комиссар перехватил недоумённый взгляд Фёдора, рассмеялся:

– Что с них взять, с американцев? Нация передовая, образец для нас, но порой и на старуху проруха случается. Ошиблись в названии, когда делали по заказу партию для России, гражданин кадет, представьте себе! Мы всей канцелярией очень смеялись…

Полыхнула магниевая вспышка, комиссар кивнул Аристову.

– Теперь минутку подождать…

Подождал на самом деле дольше, вытянул сбоку из аппарата отрезок бумаги, аккуратно оторвал, открыл небольшую крышку, отделил снимок; протёр смоченным в какой-то химии тампоном, велев Лидочке «дождаться, когда высохнет, наклеить и опечатать».

– Ну, смотрите, гражданин кадет, фото получилось, как в лучших домах Лондона! Теперь давайте ваших остальных, младших командиров отряда. В аппарате восемь кадров. Лидочка, приготовьте ещё мандатов.

Что и было проделано – так на мандатах отряда «Заря свободы» появилась четвёртая печать.

Заполучив бумаги, полковник как мог скоро повёл кадет подальше от канцелярий и кабинетов, пытаясь отыскать место потише. Просто удивительно, что даже сейчас, за полночь, шум и гам не утихали.

– Солонов!

– Я, гос…

– Гражданин! – прошипел Две Мишени.

– Я, гражданин полковник!

– Останетесь за старшего. Я должен кое-что выяснить, насчёт этого… Петросовета. – И добавил, ещё понижая голос: – Читал про них… у профессора.

Фёдор тоже помнил – из пересказов Пети Ниткина и самого полковника.

– У вас есть бумаги, думаю, нам здесь ничто не угрожает. Пока не угрожает.

…Пустой кабинет отыскался в самом конце длинного коридора. Сюда комиссары Временного собрания ещё не добрались, наверное, просто не успели.

Вся третья рота набилась внутрь, просторный кабинет мигом заполнился. Фёдор выставил часовых, а сам тяжело опустился на пол, привалившись к стене. Не самое удобное положение, но выбирать не приходится.

Кто-то из кадет грыз галеты, Пашка Бушен отправился за водой, наполнить фляжки. Вернувшись, доложил:

– Что тут в туалетах творится… Боже милостивый!

– А сами эти «временные»? – вполголоса спросил Фёдор.

– А у них своё, под охраной, нас туда не пустили, – ухмыльнулся Пашка. – Ну да мы и не рвались особо. На рожон не лезли.

– Молодцы, – чуть отстранённо сказал Федя. Он сейчас думал о странном фотографическом аппарате «Момент» без твёрдого знака на конце. И это заставляло подозревать…

– Пашка! Остаёшься за старшего, я быстро!

Прежде чем Бушен успел возразить, Фёдор шмыгнул за дверь.