— Мастер, ты просчитался, — укоризненно сказал король. — Идёт мятеж, у вас всё вздорожало раза в полтора. Я и заплачу в полтора раза больше.

Тор смутился. Король поддел его как раз там, где он считал себя более сведущим. Но пока всё шло отлично.

— Теперь, Мастер-Рыцарь, Владетель девятнадцати сёл, — с легкой иронией сказал король, — подумай. Поскольку твой сан вырос, старая вассальная присяга не считается незабвенной. Ты должен дать новую. У тебя три выбора. Конечно, ты мог бы присягнуть самому Его Величеству Императору.

Как бы подчёркивая абсурдность этого шага, провозглашающего независимость Колинстринны, монарх опять иронически улыбнулся.

— Ты можешь присягнуть мне или твоему любимому принцу Клингору. Но уместно ли тебе в твоём нынешнем сане присягать принцу, не являющемуся Имперским принцем и князем?

Тор вздрогнул. Государь поставил его в положение, когда любое действие будет или глупым, или подлым. Ведь они не воюют против монарха! Значит, вполне можно было бы присягнуть его величеству. Но ведь его товарищи по оружию воспримут это как перекидывание в стан канцлера и присягу фактическому правителю! Да и на самом деле это может оказаться именно так. И Мастер нашёл решение.

— Твоё величество, мой государь! Ты просветил меня, который волей Судьбы из положения обычного гражданина оказался поднят до знати. Но честь моя велит мне, прежде чем дать новую присягу, открыто при свидетелях заявить принцу Клингору: старая присяга стала недействительной и теперь снята с меня.

— По обычаям именно так, хотя почти никто из новой знати так не делал, — подтвердил король. — Я ещё больше зауважал тебя, Рыцарь-Кузнец. Я вижу, как тебе тяжко в столице, а то пригласил бы тебя стать моим придворным оружейником и одновременно начальником моей личной охраны. С таким верным и честным вассалом я спал бы спокойно.

И король вновь иронично улыбнулся.

— Спасибо, государь. Тебе мог бы поверить, но в столице всевластен канцлер, а ему я не верю.

— Ладно, Рыцарь-Мастер. Вижу, что ты вернёшься домой и там примешь решение. Но у меня есть ещё один совет. Кое-кто может очень хотеть твоей смерти или исчезновения. Сейм вышлет мирную делегацию к принцу, и тебе лучше всего присоединиться к ней. На это Сейм с удовольствием даст разрешение.

Тор понял, что возвращение домой ещё откладывается. Но надеялся, что ненадолго: сформировать делегацию так просто и быстро!

— Теперь пойдём к нашим женщинам, — с еле заметной скептической улыбкой сказал король.

— Пора, — без удовольствия согласился Тор.

За маленькой приёмной была ещё одна небольшая комната, а за ней спаленка. Именно там сидели две гетеры и обсуждали что-то своё.

— Идём к нашим цветам, — улыбнувшись монарху, сказала Толтисса. — Они все ждут твоё величество и жаждут, чтобы ты обратил на них своё благосклонное внимание.

— Внимание на них, конечно, обращу. Находясь в саду, нельзя не полюбоваться цветами и не наслаждаться их запахом. Но я уже выбрал зрелый плод, который сорву. Не только народу, но и королю нужно улучшать свою кровь. Лишь ты, великолепная и несравненная, можешь разогнать мою остывшую кровь и освежить её.

Толтисса тонко улыбнулась и взяла короля за руку. А Элоисса улыбнулась радостно и искренне, приобняла, слегка прижимаясь, Мастера. Тот отметил, что дразнящие тепло и запах практически не действуют, но изобразил радость и легонько поцеловал гетеру.

Четвёрка вернулась в общий зал. Пиршество продолжалось ещё несколько часов, а затем Толтисса и Тор ушли в свои комнаты.

Утром Мастер не хотел выходить к общему завтраку и позавтракал с Элоиссой в своей комнате. Гетера была радостная и даже счастливая. Любовник тоже старался казаться радостным.

А затем надо было вновь идти на заседание Сейма… Конечно же, до назначения мирной делегации к рокошанам и королю повестка так и не дошла. Тор зашёл вечером к рабыне, она сказала, что завтра лечение заканчивается и сообщила, что ей уже велели идти утром на общие занятия с молодыми рабынями Толтиссы. С неохотой Тор отправился в главный зал, откуда доносились песни и музыка. На сей раз король прибыл с несколькими челядинцами. Кое-кто из них начал ухаживать за ученицами и клиентками, а кое-кто быстренько договорился с рабынями в коротких, чуть ниже начала ног, хитонах. Король вёл себя безукоризненно, чисто по-светски, не давая Тору возможности даже чуть-чуть обидеться на пренебрежение и вместе с тем чётко выдерживая дистанцию. Гости уже разошлись почти все, когда крепко выпивший Тор отправился к себе. Элоисса отнюдь не была примитивной, моложе, чем Толтисса, не менее красива и, казалось, полностью отдавалась Мастеру душой и телом. Но наутро он почувствовал какую-то тошноту. Увидев Ангтун, куда-то спешившую, Тор приласкал её и неожиданно для себя велел, чтобы та постаралась вывести запах мази палача у себя в каморке и ночью ждала его. Ангтун вспыхнула от радости, прошептала: "Повинуюсь, хозяин!" и убежала. Тор стоически отправился по своим делам.

На Сейме его подстерегала неожиданность. Король велел Крису Уларкангу перед началом заседания поднести чашу мира делегатам от мятежных провинций. Это был обычный знак, что он желает скорейшего примирения. Делегаты в ответ преподнесли через того же Уларканга чашу мира королю (только вчера Тор на неё сбрасывался). Но, когда король, по ритуалу, прежде чем отхлебнуть из чаши, погрузил в неё свой перстень, тот засветился красным. Тор, который, как "старейший" из делегатов от рокошан уже поднёс чашу к губам, тоже опустил в неё перстень-индикатор. Он тоже засветился красным. Крис Уларканг выхватил чашу у Тора, сказав: "Сейчас разберусь!" и вдруг уронил. Но кто-то успел поймать чашу с остатками вина, Уларканга схватили за руки, а в дверях Сейма появились официалы Имперского Суда. Император будничным голосом произнёс:

— Высокий Имперский Суд покорно просит Сейм передать для исследования делегата от Старквайи Криса Уларканга. По показаниям наёмного убийцы Ира Лактайрины, покушавшегося три дня назад на Мастера Тора, он — заказчик преступления.

— Нам угодно! — единодушно вымолвил зал, и бессильно обвисшего Уларканга вытащили, чтобы передать в руки официалов.

В этот день наконец-то коснулись вопроса о создании мирной делегации, создав комитет для обсуждения её состава и наказа. Такое продвижение не обрадовало Тора, и он в унылом настроении ехал к себе после заседания. Тошнота не отступала.

Неожиданно он заметил мальчишку, метнувшегося прямо под ноги коня, и увидел, что тот срезал кошелёк. Инстинктивно он схватил воришку за руку так крепко, что хрустнула кость. Охранники подобрали кошелёк, а на вопль провокатора выскочили из соседней улочки амбалы с дубинками. Тор выхватил молот и начал защищаться, но стараясь больше никого не покалечить: на душе и так крайне скверно. На шум выползла городская стража, нападающие сбежали. Стражники начали расспрашивать, в чём дело? Мастер сказал, что какой-то пьяница пытался подраться. Охранники подтвердили это. Когда их спросили, приносят ли они жалобу и смогут ли опознать нападавших, и Тор, и охранники единодушно подтвердили: "Нет!".

Когда Тор прибыл во дворец, охранник Тук сказал:

— Я думаю, что Скользкая гильдия высоко оценила твоё поведение, господин. Но, тем не менее, ты их опозорил: ни единой царапины после стычки. Нужно ждать ещё одной засады. Так что не всегда слишком хорошо драться хорошо.

Второй охранник слегка покосился на товарища, как будто тот сболтнул лишнее. И Тор вдруг вспомнил, что ведь охранников не били! И те лишь отводили удары, но не били нападавших. Значит, Гильдия Охранников и Скользкие друг с другом… Но лучше этого не додумывать до конца.

Вечером Тор быстро ушёл к себе, подарив кольцо Элоиссе и не желая больше с нею общаться. Затем он пришёл к рабыне. Та с радостью встретила его. Он обнял её, боясь, что будет то же ощущение неправды и чего-то сладкого, но слегка ядовитого. Наоборот, душа как будто лечилась. Ангтун ласково обнимала его и щебетала своё. Она рассказывала, какие трудные упражнения делают рабыни ежедневно, чтобы поддерживать форму, как её учили пользоваться притираниями и что-то ещё и ещё. Чувствовалось, что эта девятнадцатилетняя женщина получала в семье лишь самое элементарное образование и навыки. А после выхода замуж в пятнадцать лет она вообще ничему не училась, кроме светских интриг и флирта. Теперь перед ней как будто раскрывался мир. И вдруг она вздрогнула, прижавшись всем телом, маленькое кругленькое существо, к большому и почти прямоугольному туловищу Мастера.