— Идёт зампредседателя Петросовета Благоев! — донеслось с улицы приглушённое.

— Ничего не знаю, пароль! — гаркнул часовой.

Жадов с Ириной Ивановной поспешно выскочили наружу.

Там урчали три автомотора — помпезный «роллс-ройс» и два руссобалтовских грузовика, доверху набитые вооружёнными людьми, по большей части — балтийскими матросами в чёрных бушлатах, но среди них затесалась и дюжина крепких молодых парней в кожаных куртках.

И верно — на сиденьи «роллс-ройса» рядом с водителем оказался сам товарищ Благоев, на заднем — ещё трое каких-то деятелей, Ирина Ивановна не сомневалась, что видела их в Таврическом дворце.

— Спокойнее, спокойнее, боец, — благодушно втолковывал зампред Петросовета наставившему на него штык часовому. — Хвалю за революционную бдительность, но откуда ж мне пароль-то знать, коль твой комиссар мне его сообщить не удосужился?

— Товарищ Благоев! — подоспел Жадов. — Простите моего бойца, он выполнял моё распоряжение… Отставить! Вольно! — это было уже часовому.

— Всё правильно, товарищ, всё верно, бдительность должна быть на высоте, — Благоев спустился с подножки. — Ну, показывайте своё хозяйство, комиссар!..

— Товарищ зампред Петросовета, докладываю — банк полностью проинвентаризован, звонкая монета пересчитана, наличности кредитными билетами складирована, индивидуальные ячейки вскрыты, ценности собраны, описаны и помещены в сейфовое хранилище под надёжной охраной!

— Прекрасно! — одобрил Благоев, входя в просторный вестибюль. — Какие у вас чистота и порядок! А то к другим зайдешь — все перебито, переломано, даже фикусы в кадках разбили… фикусы-то чем провинились? Они трудовому народу полезны тоже!

— Это всё товарищ Шульц! — указал комиссар. — Она у нас никому спуску не дает, так застыдит, что любой сразу исправлять бежит и впредь уже не допускает!

— О! — улыбнулся Благоев. — Ценное качество, товарищ Жадов. Рад познакомиться, товарищ Шульц! — и он протянул Ирине руку.

Товарищ Шульц ответила крепким пожатием.

— И я очень рада, товарищ заместитель председателя!

— Значит, это вы тут понизовую вольницу усмиряли?.. — улыбнулся Благоев.

— Никак нет, товарищ зампредседателя, это товарищ комиссар зря на себя наговаривает! Дисциплину он поддерживает, я только вела с бойцами разъяснительную работу!

— О чём же?

— О том, что социализм — это учёт и контроль, а не анархия!

В лице Благоева что-то неуловимо дрогнуло, чуть сдвинулись брови.

— Социализм — это учёт и контроль? Где это вы такое услышали, товарищ Шульц?

— Как где? — удивилась товарищ Шульц. — На митинге, с неделю назад, там выступал товарищ председатель Петросовета, товарищ Ульянов, он и сказал!

— Так и сказал? Ну, Старик всегда умён был, да, — кажется, Благоев слегка расслабился, но не до конца.

— Так и сказал. И совершенно верно сказал, — решительно закончила Ирина Ивановна. — Хотите ознакомиться с описью изъятого, товарищ Благоев?

— Подготовьте заверенную копию и перешлите…

— У нас всё уже готово. Все описи совершались в четырёх экземплярах и заверялись актами в присутствии четырёх свидетелей.

— Так, начинаю завидовать вам, товарищ Жадов! — усмехнулся зампред Петросовета. — Толковый начальник штаба — половина успеха! Товарищ Шульц, а как вы посмотрите на более ответственную работу?..

Взгляд у Жадова сделался как у больного пса.

— Я всегда готова трудиться на благо Революции, куда бы ни послала меня партия!

— Партия? Вы член нашей партии? — Благоев поднял бровь.

— Никак нет! — отрапортовала Ирина Ивановна. — Но я знаю, какая именно партия долгие годы добивалась и добилась этой победы!

— Товарищ Шульц, она сочувствующая, — подал голос и комиссар. — Но очень сильно сочувствующая! Сочувствующая деятельно!

— А раз деятельно, то отчего бы вам не подать заявление, товарищ Шульц?

— Почту за честь! И вот опись, товарищ Благоев.

— Прекрасно… знаете, что, товарищ Жадов? Я смотрю на ваш отряд… к более ответственной работе готова не только товарищ Шульц, но и вы все. Для борьбы с контрреволюцией формируется особый орган Петросовета — чрезвычайная комиссия, сокращенно — ЧК; думаю, хватит вам считать купюры и сидеть на банковском бархате. Ценности мы все перевезём в бывший имперский Госбанк — ныне Центральный Банк Советской России — а вы… вы явитесь в здание окружного суда на Литейном. Его пытались сжечь безответственные анархисты, но, к счастью, ущерб оказался не столь значителен.

— Почтём за честь!

— Служим трудовому народу!

Благоев кивнул. Губы его улыбались, однако во взгляде оставалась странная настороженность.

— Социализм — это учёт и контроль… Да, верно сказано. Итак, товарищи, вам будет прислана смена, а ваш отряд, товарищ Жадов, переходит в мое непосредственное подчинение, ибо руководить ЧК Петросовет доверил именно мне.

— Мы не подведём, товарищ Благоев!..

— Очень на это надеюсь, товарищ Шульц. Испытания нам предстоят посерьезнее составления описей, хотя и это важно. Бывший царь объявился под Псковом, с кучкой отщепенцев, его фанатичных приверженцев… в том числе и из бывших гатчинских кадет.

Михаил Жадов вздрогнул, уставившись на Ирину Ивановну, однако та и бровью не повела.

— Никому не дано остановить прогресс, товарищ Благоев. Ни бывшему императору, ни тем, кто в своей слепоте ещё его поддерживает.

— Вы так говорите, товарищ Шульц, словно весьма основательно знакомы с трудами наших теоретиков.

— А я знакома, — товарищ Шульц пожала плечами. — И с Марксом, и с Энгельсом, и с Плехановым, и со Струве, и с Мартовым, и с товарищем Ленины, конечно же.

— Всякой твари по паре, — улыбнулся Благоев. — Но это и хорошо, сугубое единомыслие вредит… до тех пор, пока партия, приняв решение, уже без колебаний и фракционности ударяет, как одна рука. Впрочем, суха теория, мой друг, а нам предстоят великие дела. И прежде всего — не дать разгореться гражданской войне.

— Вы думаете, товарищ Благоев, что эти буржуи проклятые…

— Конечно же, товарищ Жадов, с поражением они не смирятся. Будут вынашивать планы свержения молодой советской власти. К тому же у них бывший царь и бывший наследник престола — сумели-таки ускользнуть от гнева трудового народа, но это временно, сугубо временно. Теперь, когда столица с её складами и арсеналами в наших руках, когда гвардия разгромлена под Стрельной и уничтожена огнём германских дредноутов — справиться будет куда легче.

— А что же они будут делать, бывший царь и его присные? — осторожно поинтересовалась Ирина Ивановна.

— Несложно предсказать — попытаются прорваться на богатый и относительно благополучный юг. Там контрреволюционное казачество, там богатые села Таврии и Кубани, там и преданные «белому царю» горцы… Но, разумеется, против нас они не устоят.

— Конечно, не устоят!

— Уверенность ваша похвальна, товарищ Жадов, но гражданская война — не шутка. Хотелось бы её избежать, или, во всяком случае, обойтись малой кровью… Но об этом после. Итак, как только сдадите банк новой охране, явитесь ко мне, в новообразованную ЧК…

Ноябрь накрыл великий город низким покрывалось серых туч, день сжимался, света стало совсем мало, казалось, воцарились вечные сумерки. Тьму с полумраком не могли разогнать даже вновь зажигавшиеся фонари.

Новые власти действовали решительно: один за другим формировались батальоны и полки новой армии. «Кто не работает, тот не ест» — и по богатым квартирам шли «народные дружины», вручавшие повестки на общественные работы, то есть на трудовую повинность. Деньги, однако, отменены не были, и счета в банках не закрыты; конторщики, особенно из мелких и низовых, вернулись к работе — иначе не могли получить продуктовые карточки, а по «свободным ценам» они ничего купить не могли, потому что жалованье, хоть и выросло, но за «коммерческими» угнаться не могло.

Работали, не останавливаясь, заводы и фабрики, хотя «пролетарский контроль» и требовал беспрерывного повышения окладов. И со всей страны приходили телеграммы — власть перешла в руки Нижегородского совета рабочих… Уральского… Иркутского… Владивостокского…