А еще в декабре я узнал, что означает местное выражение «ведро красного и ведро белого». Эту фразу обычно произносили в ответ на какую-нибудь просьбу. А на мои вопросы, как пароль расшифровывается, хмыкали или посмеивались. Так вот, эта фраза означает не много, не мало, а реально ведро белого и ведро красного. Именно такую таксу потребовали с Шурика, когда он заявился на наш пост. Шурик, он же Молдаванин — имя нарицательное для целой группы железнодорожников. Так у нас зовут проводников вагонов с вином. Вы вообще представляете такое: целый вагон вина, в нем сидит проводник, а пассажиров нет! Зачем тогда нужен проводник? Чтоб вино не вышло из вагона не на своей станции. У нас кругом СССР, у нас всякое может случиться.

— Здравствуйте хозяева! А мы к вам пришли! — дело было сильно вечером, скорее ночью, мужичонка в валенках, тулупе и ушанке, сейчас зажатой в руке, кланялся классическим образом, как в сказках про крестьянина и барина.

— Здоровей видали! Чего надо?

— На Третью Сортировку мне надо.

— А мы причем? Вона, диспетчер есть, иди к нему. Согласно перевозочным документам окажетесь там, где надо.

— Мил-человек, мне не надо куда надо, мне бы на Третью…

— На машзаводе что ли торговать собрался?

— Собрался — не стал запираться Шурик, выглядящий как классический мужичок, на дровнях обновивший путь.

— Ведро красного, ведро белого — резюмировал мой сегодняшний напарник, Юра Попов. — Сейчас ведра принесу.

Он реально ушел, а потом вернулся с двумя эмалированными ведрами, причем чистыми. Я начал подозревать, что его экспромт совсем не экспромт и ни разу не шутка. Особенно после того, как проводник винного вагона взял ведра и молча почапал восвояси.

— А на Третьей он…

— На Сортировке-Третьей он за одно ведро договорится сегодня ночью, чтоб к утру его вагон подали поближе к цехам машиностроительного завода и отобьёт все свои расходы. На полгода вперед. Кто на что учился.

— Так что, его реально в вывозной поезд поставят без документов?

— Ага. Техконтора ошибется, маневровый диспетчер не заметит, в результате запульнут не туда, а завтра во всем разберутся и вернут вагончик нам через сутки. А уже тогда мы подадим его на пути винзавода. Это на грузовом дворе.

— В Новоузловске есть свой винзавод?

— А то! Живем не хуже других.

— И из чего вино делают? Тут же виноград не растет.

— Из привозного сырья. Кстати, вермут у них отличный получается, жалко его в свободной продаже не встретишь, весь по своим расходится.

— А это вино куда денешь? Два ведра, это ж надо!

— Как куда? После смены все участники операции получат сколько положено. В шкафу воронка лежит, разольём по мелкой таре, а ведра на место до следующего раза. У тебя банка есть?

— Я сразу пас, бормотуху не пью.

— А что вообще пьёшь?

— Да почти ничего. Так, для проформы. Шампанское на праздник. Коктейль нетяжелый.

— Тяжело нам с тобой будет — и Попов выразительно вздохнул.

— Когда? Почему?

— Когда в начальники выйдешь. Сильно ты правильный. Разговариваешь не матом, вино не пьешь, по девкам не ходишь.

— Это почему не хожу? С чего такой вывод?

— Сортировка большая деревня. Все про всех знают, когда с кем в какой позе и после скольких стаканов.

— Ну если так, то да.

— Вот-вот. Станешь начальником или хотя бы замом, жестко нас прихватишь, уж поверь, я такое вижу.

— Юр, я и сам не стремлюсь в начальники. Тем более на этой станции. Но в одном ты прав, бухать на работе я бы не разрешил.

Не знаю, что он там такое увидел во мне, но настроения не добавил. Одно порадовало, снегопад метеорологи не планировали, так что ночь обещала быть более-менее спокойной. Да и вообще, по той же теории вероятности не может всё время что-то случаться.

Когда у тебя выходной, почитать нечего, а телевизор так и не купил, то появляется время задуматься о себе, о жизни, о целях. Что меня больше всего удивляет в моей странной жизни, так это отношения с родственниками. Я тут живу, в Новоузловске и слегка офигеваю от клановости и кумовства, которое пропитало все аспекты бытия. Тут чуть ли не все друг другу родственники в какой-то степени. Мало им родственных связей в результате перекрестного опыления, здесь и детей крестят в полный рост, забыв про марксистско-ленинскую теорию. То есть помимо всяких двоюродных и троюродных дядь-тёть вокруг ходят еще и крестные. И это тоже считается, то есть и они как-бы родственники, причем в свояки записывается вся супружеская пара. Волей-неволей на ум приходят воспоминания про дагестанские свадьбы. Не настолько конечно всё запущено, но тенденция есть.

И тут я, весь из себя одинокий. Ладно я, у меня с головой что-то или еще каким органом, может я вообще инопланетянами похищен, как кто-то рассказывал. Но ведь точно знаю — у этого организма какие-то родители существуют, с которыми мы обменялись пару раз письмами. «Сынок, здравствуй, тебе теплые вещи старые прислать? Не надо, ну ладно. До свидания, не болей». Не настолько лаконично, я слегка преувеличиваю, но примерно так переписываемся. Даже на Новый год в гости не позвали, не спросили про планы. Понятно, что я всё равно бы не приехал — и работа, и неохота ехать куда-то к чужим людям. Выходит что, не только они мне как чужие, я им тоже не свой?

А еще напрягает, что все эти мысли не на уровне переживаний у меня, а эдак информативно, на уровне алгоритма действий: утром и вечером чистить зубы, раз в полгода написать письмо родным. Обе процедуры не счастья ради, а порядку для. Но мне так даже легче, не уверен, что смог бы изображать чувства. То есть не все вообще, а родственные. Так-то мой организм сейчас демонстрирует целый их спектр, и лучше всего получаются чувство голода, половое влечение и радость от хорошо проделанной работы.

А еще недавно интерес пробудился к спорту. Ну как интерес, скорее захотелось посмотреть, что за забава такая появилась. Здесь народ поголовно болеет не за футбол, как везде. Тут в чести какое-то историческое фехтование. Наверняка из Тулы поветрие идет, всё же оружейная столица царской России, Тула веками оружье ковала. А может и сейчас там чего-нибудь куют или рассверливают. Информация эта притекла от начальника станции слегка необычным способом: Шафорост попросил меня сделать ножны для меча племяннику. Мне нетрудно, я примерно представлял, как может выглядеть игрушечный меч, выстроганный из доски.

Чуточку не угадал — передо мной на верстак выложили стальное нечто, больше всего похожее на… да нет, эта штука не походила на меч, она им была. Слава богу, хоть без заточки. Мой охреневший вид и сподвиг Николая Николаевича рассказать про этот самый новый вид спорта. Интересные в Новоузловске забавы у людей — крошить сталью себе подобных. Голова удивлялась, а руки при этом вполне споро примеряли, кроили, сшивали кожу. После той эпопеи с портупеями Фролова, как стали на Сортировке называть моё изобретение, в мастерской собрался весьма неплохой набор приблуд для работы с кожей.

— Пётр, смотрю на тебя и удивляюсь.

— Что такое, шеф?

— Говоришь, что впервые слышишь про истфех, меча в руках не держал никогда, даже в музее оружия не был.

— Ну да, я от всего этого далек.

— А руки твои другое говорят, ощущение, словно ты не первые, не пятые ножны шьёшь. Как так?

— Так чему удивляться, тот же ножик, только побольше. А на охотничьи ножи я чехлов пошил немало.

— Ага. И подвес такой же у ножа?

— В смысле?

— Ты подвес под перевязь сделал, а потом регулировать стал на себе. Это откуда?

— О как. Не задумывался, просто решил, что так правильно.

— О том и речь, о том и речь. Всё у тебя правильно выходит. Словно ты или делал это многажды, или в ухо подсказывает кто.

— Точно! Говорят же, у нас на одном плече сидит ангел-хранитель, а на другом демон-искуситель, и оба в уши шепчут советы свои.

— Верующий что ли?

— Я?! Да не бай бог! Вот те крест, атеист голимый! Кстати, Николай Николаич, а вы коммунист?