За всё лето к нам на станцию не приехала ни одна проверка из Москвы, что не могло не радовать. Неужто сработала моя идея с организацией приёма комиссий? А свои ревизоры есть зло понятное и неизбежное, без них никуда. Вот только не надо было это говорить вслух товарищу Клыкову. Но он сам напросился со своими привычками косить под своего, под душевного понимающего старшего товарища. На вопрос об отношении к его записи в книге ревизорских указаний я честно ответил, мол все вы есть неизбежное зло, от которого никуда не деться, валяйте мол, пишите.
— Вы что, считаете, что у меня другой цели нет, кроме как найти что-нибудь, что записать в проверку можно?
— Нет. В смысле, да. Считаю. Вот представьте гипотетическую ситуацию: приехал и никаких нарушений не нашел.
— Бред, такого не может быть.
— Вот-вот, у вас же моральная установка такая. Если ревизор ничего не нашел, значит он недостаточно компетентен. И вообще, зачем тогда ехал? Потратил время и деньги без отдачи.
— Так и есть! Да я могу вам целый букет нарушений записать, даже не приезжая.
— Так а я о чем говорю?! Моя задача — эффективное использование технических средств и выполнение планового задания, а ваша — нарушения записывать.
— Ты не слишком молод судить меня и весь ревизорский аппарат?
— Это да. в одной глупой сказке только глупый ребенок осмелился крикнуть, что король голый. Он не знал, что некоторые вещи вслух говорить не принято у взрослых. Верно?
— Да если бы не мы, то вы все бы погрязли в нарушениях! Упрощать, не выполнять требования, минуты экономить на всём, а в результате сходы!
— И вы правы, так и будет без надзора. Стадо без овчарок погибнет. Вот только не требуйте, чтобы овцы вас любили. И искренних улыбок не ждите. Кстати, и насчет минут вы категорически правы. У движенцев каждая минута на счету, а у вас времени много. Время не ваш критический ресурс.
— Вот то ты умный, Фролов, а то дурак дураком. К чему весь этот разговор.
— Не я его начал. А лицемерить и лебезить не умею и не собираюсь.
— С таким подходом ты недалеко уйдешь. Не впишешься.
— Если честный человек на работе не ко двору, зачем мне такая работа? Переквалифицируюсь в управдомы.
Вот так мы тогда поговорили, расставили точки над «Ё». При этом меня даже слегка напряг мой пофигизм в отношении к карьерному росту. С другой стороны, что-то подсказывало, что как ни крутись, а карьеры без блата не сделаешь. Надо быть уж совсем конченной сволочью, чтоб прорваться наверх в системе МПС СССР. Или умнейшим талантливым человеком, но со связями. А лучше — чтоб и талант, и связи, и сволочью, тогда эффект будет максимальным. Как говорится, криками, угрозами и пистолетом можно добиться большего, чем криками и угрозами.
Прошлый сентябрь подкрался настолько незаметно, что я его ощутил только увидев желтые листья под ногами. Смены, они такие. А этот я отметил — на каждый месяц сочиняю графики дежурств, труда и отдыха подчиненных, отчеты за прошлый месяц, закрытие долгов. Календарь на столе руководителя также важен, как и телефон. Опять же выглядит он иначе — перекидной с большими свободными полями, у некоторых он превращается в стационарный ежедневник. В отпуск уже пора собираться? Не спешу, надо закрыть гештальт с платформами, снять все сливки. А там и в отпуск схожу по-человечески.
Этот сентябрь выдался дождливым. Весьма дождливым, что не могло не сказаться на жизни людей. Звонок телефона в моей квартире раздался в восемнадцать-сорок. Поскольку впереди планерка с ночной сменой, я был одет по-деловому, собран и голоден.
— Петр Семенович! На станции пожар. Шафороста найти не смогли — голос маневрового диспетчера был тревожен, он явно не договаривал что-то.
— Где? Что горит?
— Парк С. Какой-то бутадиен.
— Бегу. Вызывайте пожарный поезд, докладывайте в Отделение и дежурному по городу.
— Пожарным сообщил, в Отделение предал, приказ на отправку пожарного поезда передали уже. В город сейчас позвоню.
— Всё, я скоро у вас буду. Рацию мне пусть запасную подготовят.
Расследование, проведенное позже, дало убедительную и тривиальную картину происшествия. Самое грустное, что в этот раз никто ничего не нарушил, просто обстоятельства стеклись в одну дырочку и дали чудовищную взрывную смесь. Взрывную в буквальном смысле слова.
Как я уже рассказывал, работа сортировочной станции состоит в расформировании прибывших в разборку грузовых поездов и сборке новых поездов, в которые попадают вагоны одного направления. Состав маневровым тепловозом толкают на горку, там составитель расцепляет вагоны прямо на ходу специальной вилкой, и они катятся вниз. Одновременно с этим дежурный по горке со своего пульта переводит стрелки, обеспечивая их скатывание на нужные пути. В наших сортировочных парках этих путей десять штук. Разогнавшиеся вагоны по нажатию кнопки на том же пульте тормозят вагонные замедлители — это такие огромные пневматические тиски, хватающие вагончики за нижнюю часть колес. В зависимости от скорости вагонов и их массы сжать тиски можно сильнее или слабее. Этим способом регулируется расстояние, которое вагоны пробегут по инерции до столкновения с уже стоящими на пути вагонами. Всё на чуйке, всё на глазомере. Две позиции торможения обеспечивают замедлители, а третья позиция — регулировщик скоростей вагонов, он же башмарь. Этот смелый и сильный мужчина вилкой кладет башмак перед скатывающимся на него вагоном. Колесо набегает на башмак и идет юзом по рельсу, гася скорость. Башмарь тоже всё делает «на глазок», добиваясь того, чтоб вагон подкатил к стоящей группе не слишком быстро, не слишком медленно, а в самый раз. Чтоб автосцепки сцепились зубами накрепко.
Так вот, с горки катилась группа вагонов с технической солью. Проливные дожди слегка её размочили, из кузова вниз на колеса тек рассол, сделавший их скользкими как селёдка в бочке. И на замедлителе эти колеса с легкостью выскользнули из захвата, продолжая лететь на свой путь номер тридцать один. На нём в это время стояли семь цистерн со сжиженным газом бутадиеном — горючим, взрывоопасным, дорогим. Командир горки Трапезников знал, что на такой опасный груз бросать вагоны нельзя, поэтому от летящих на путь вагонов цистерны были прикрыты порожняком. Нет причин для паники и чрезвычайной ситуации, казалось бы. С мощным ударом упущенные полувагоны с солью врезались в порожняк. Удар был такой сильный, что порожние полувагоны, оказавшиеся между молотом и наковальней, подпрыгнули вверх. А вот завершился этот прыжок ударом автосцепки в котел цистерны. Нокаут! Мощная струя сжиженного газа ударила как из огнемета и тут же воспламенилась, довершая аналогию. Огнемет емкостью шестьдесят тонн работал в направлении прилетевших вагонов, огненные брызги разлетались в разные стороны.
Честно скажу, если бы в голове у меня была полная картина ситуации, я не знаю, что бы сделал. А так я просто забежал на пост, схватил рацию, нараздавал дополнительных команд и поскакал в эпицентр пожара. Катастрофа сама себя не предотвратит. А на месте всё оказалось не так радужно, как представлялось мне с третьего этажа поста. Хотя бы потому, что на тридцатом пути стояли вагоны с углем и уже начинали гореть. А на тридцать втором — восьмиосные цистерны с бензином. Ё-моё! Мало было семи цистерн с горючим газом, каким-то нехорошим чудом в эпицентр пожара попал целый наливной состав с бензином. Как так, почему именно на этом пути, почему каждая по сто двадцать тонн груза?! Почему такая задница образовалась в центре города, не спрашиваю — город вырос вокруг станции.
— Горящую бочку закрепили, срочно отцепляйте и угоняйте группу вагонов с бутадиеном, пока не рвануло!
— Пётр Семенович, пока не получается! Составитель дернул состав, но от волнения забыл башмаки из-под вагонов убрать. Поспешил.
— И что? Осаживайте состав с башмаков и снимайте!
— Башмаки приварило к рельсам, тянули сильно от испуга. Сейчас нашли лом, отбиваем.
— Блиииин! Быстрее, пока не рвануло! С тридцать второго пути когда заберете бензин? Он уже горячий…