— Я же тебе уже рассказывала, — захныкала Ниса словно капризный ребенок.

— А теперь я хочу, чтобы ты это записала, — не уступала я. — Имена, фамилии, даты. Всё, что знаешь и всё, что сможешь вспомнить. Вечером приеду, проверю.

И прежде, чем Ниса опять начала ныть, я оборвала связь.

Следующим в моем списке необходимых дел значился звонок Михаилу Романову.

Мишка служил в полиции и был одним из тех самых полезных знакомых Марго. А после нескольких совместных пьянок он стал и нашим с Максом хорошим знакомым.

Миша ответил на звонок практически сразу, оглушающе гаркнув в трубку:

— Да!

От такого приветствия я вздрогнула и едва не уронила телефон.

— Ну? И чего молчим? — продолжал надрываться парень. — Здрасьте или как?

Я поймала кусок пластика за несколько секунд до его встречи с полом и вновь приложила к уху.

— Теперь понятно, почему у тебя проблемы с девушками, — буквально несколько дней назад мы с Мишей пили кофе и тогда, в частном разговоре, он доверительно поделился со мной сложностями в личной жизни. У Миши, высокого парня со спортивным телосложением, приятным лицом, отсутствием вредных привычек, бывших жен, алиментных отпрысков и при наличии хорошей квартиры в столице, никак не получалось найти себе даму сердца. Все девушки, с которыми Миша отправлялся на свидание, пропадали сразу после первой встречи. — Они просто не хотят писаться от неожиданности каждый раз, когда ты будешь с ними здороваться.

— Они все дуры, — сделал кардинальные выводы Миша. — Чего звонишь? По делу или просто заняться нечем? Могу работы поднакидать.

— Нет, спасибо, — торопливо отказалась я. — У самой дел — только макушка из кучи торчит.

— Говори, — сразу сообразил Миша.

— У вас в последнее время не случалось странных убийств? — довольно расплывчато начала я, потому что сама еще плохо понимала, как подступиться к этому делу.

— Странных — это каких? У нас много странного. Вот, вчера, например, на вызов ездили. Восемнадцатилетний пацан всадил в дорогую бабулю три пули, а потом пошел расстреливать соседей. Шестеро убитых, четверо раненных, в том числе, двое детей. А бабка выжила. Достаточно странно для тебя?

— Свихнувшиеся подростки и недобитые бабки — это не совсем то, что я ищу, — пробормотала я.

Миша устало вздохнул.

— А что ты ищешь, Ди?

— Молодых девушек, которых нашли растерзанными в собственных квартирах, — кое-как сформулировала я. Потому как приобретать еще одного друга, посвященного в самые интимные подробности моей жизни, я не собиралась. Это было опасно для нас обоих.

После моих слов повисло молчание.

— Было одно, — сообщил Миша, явно начав что-то подозревать. — Но не у меня, на соседней территории. Ты же знаешь, многие следаки между собой общаются. Недавно виделся с одним таким коллегой. И он мне за кружкой пива пожаловался, что на нем дело висит об убийстве, но все глухо, как в танке. Подозреваемых нет, а из свидетелей — одна полоумная бабуля, любительница теорий заговоров. Зато имеется труп двадцатилетней девчонки, которую в буквальном смысле собирали по кускам. Не понятно кто её убил, как, когда и за что.

— Я могу с ним поговорить? — я уцепилась за эту ниточку.

— С трупом?

Я порывисто вздохнула.

— Со следаком, Миша. С трупами я пока говорить не научилась.

— Зачем, Ди? Ты что-то знаешь?

Пару секунд напряженных раздумий, а после:

— Сестру подружки Макса убили сегодня ночью. Мы расследуем это дело. Пока ничего не понятно, поэтому я решила поговорить с профессионалами.

— С профессионалами? — фыркнул Миша. — Не смеши, ты соображаешь лучше, чем весь мой отдел вместе взятые. Мне жаль Макса.

— Я передам.

— Тебе это очень нужно, да? — Миша задумался. — Ладно, я свяжусь со следаком. Потом сообщу тебе о результатах.

— Спасибо, Миш, — искренне поблагодарила я парня. — С меня сто грамм и пончик.

И мы попрощались.

Я не ждала, что Миша сразу займется выполнением моей просьбы, а потому решила навестить бабушку. Она была одной из немногих с кем я могла поговорить откровенно и спросить совета.

Схватив ключи и накинув на плечо сумку, я вышла из кабинета, пробежала через приемную и выскочила на улицу. Старалась зря, Марго на месте не оказалось. Судя по раздававшемуся шуму из-за двери комнаты отдыха, секретарша как раз готовила шефу кофе. Бодрящий напиток мадам, как правило, делала долго, тщательно и с абсолютной верой в собственные способности баристы. Но все равно каждый раз получалась одна и та же неудобоваримая дрянь непонятного бурого цвета. И каждый раз глядя на то, что наша Марго выдавала за эспрессо я мысленно удивлялась. Как, имея дорогую кофемашину, качественные зерна арабики и едва ли не всё время мира она умудрялась на выходе получать такую гадость? Что-то мне подсказывало, что ответа на этот вопрос не существовало, но зато фраза «пожалуйста, приготовьте кофе» всегда работала, позволяя занять энергичную дамочку как минимум минут на сорок. За это время можно было не то, что из офиса сбежать, но и проложить еще один тоннель под Ла-Маншем.

Уже из машины я позвонила бабушке. Убедилась, что она дома и готова уделить мне время, и уже с заметно поднявшимся настроением порулила по хорошо знакомому адресу.

К бабушке я сбежала в год, когда мне исполнилось десять. Чего ждут от десятилетней принцессы, вместо которой отец хотел получить мальчика, наследника престола?

Что она будет милой, красивой, молчаливой и покорной. Идеальной будущей супругой для того, кто возможно когда-нибудь, за неимением других вариантов, займет королевский трон. От меня не требовали быть умной. Той, которая будет выполнять роль красивой декорации ум не особенно нужен. Он даже, скорее, нежелателен — зачем кукле быть умной? Не требовали быть талантливой, ведь без упорства и труда, талант — не больше, чем пшик в воздух, пусть и ароматный, а принцессе следовало тратить время на подготовку к будущей замужней жизни, а не тешить собственные амбиции.

Принцессе достаточно уметь хорошо танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, разбираться в искусстве, правильно подбирать наряды и уметь слушать, а вернее, слушаться, мужчин. Вот и весь список, который венчало главное слово в жизни любой принцессы «должна».

Я же с самого начала была той, которая игнорировала все «должна» и высмеивала все правила. От учителей музыки сбегала, арфу ненавидела и искренне мечтала порвать струны на лире. Во время пения я не пела, а просто орала во всю глотку как безумный тюлень, не следя за ритмом и в буквальном смысле плюя на ноты. Во время танцев старательно наступала своим партнерам на ноги с демонстративным намерением переломать им однажды все кости. На занятиях изобразительного искусства лепила я из глины всякое непотребство, благо дети в морском королевстве очень рано узнают о том, что предшествует появлению потомства. Когда мне давали в руки краски и кисточку, с благоговейными лицами подводя к холсту, я отбрасывала кисточку в сторону и, окуная пальцы в краску, вазюкала ими по полотну. А когда мне вручали нитки с иголками, сопровождая все это тонкими намеками на то, как хорошо было бы вручить моему будущему супругу вышитую лично мною рубашку, я делала только одно — заявляла, что будущий муженек либо пусть сам себе вышивает, либо пусть ходит голый. А потом с дикими воплями начинала преследовать того, кто мне преподносил все это швейное добро с желанием воткнуть иголку ему в мягкое место да поглубже. Когда гоняться за идейными врагами мне надоедало, а точнее, когда в мою часть дворцовых покоев вваливался разозленный отец, вызванный испуганной прислугой, я укладывалась прямо на пол и упорно лежала, ни с кем не разговаривая. Так я выражала свой протест. И никакие слова о том, что принцессы не должны валяться на полу, словно какой-нибудь ботинок, на меня не действовали. На меня вообще мало, что действовало. Отца я с самых пеленок не воспринимала как авторитет, учителей не слушалась, королевских советников закидывала тухлыми яйцами, которые специально для меня откладывал повар, а сановников доводила до нервного тика. Папа считал, что мне не хватает женского воспитания, потому как росла я без мамы, и именно в этом корень всех бед. Периодически роль заботливой мамочки пытались брать на себя бесконечно сменяющиеся отцовские любовницы, которые своей фальшивой заботой вызывали у меня затяжные приступы истерического смеха. К словам своих горничных я прислушивалась больше, чем к этим двуногим грелками папиной постели.