— Значит, только второй сын даёт о себе знать. Впрочем, теперь он первый… Только двое оказались настоящей моей кровью. И один из них мёртв. Ну что ж, такова жизнь. Впрочем, вот и сам новый владелец нашего замка скачет.

Тор подскакал к замку, бросив все дела. Он знал приговор барона, но как-то забыл о нём, тем более что рассчитанные когда-то три года и девять месяцев на покаяние и дорогу уже прошли. Решения у владетеля ещё не было, но, увидев лицо барона, вроде бы ставшее гораздо чище и не выглядевшее сломленным, Тор соскочил с коня, обнял барона и торжественно ввёл его в замок. Таррисань достал из сумы и поднял, показывая всем, пергамент Великого Монастыря Шжи, что он достойно вынес покаяние и духовно очищен. Официал брат Барс, подоспевший на своём осле, тоже обнял барона и поздравил его с очищением. А Тор поздравил Таррисаня с возвращением чести и достоинства. Баронесса бросилась в ноги к мужу, и стала, по обычаю, просить у него прощения за все грехи, что она совершила за время его отсутствия (не перечисляя их). Считалось, что прощение духовно очищенного и пострадавшего их сразу искупает. Барон поднял её и простил.

Тор прервал трогательную сцену ещё одной трогательной. Эсса догадалась вынести барону платье знатного человека. Таррисань торжественно скинул рубище нищего, одел богатый костюм и мягкие сапоги. Прибежала старшая дочь и представила барону своего нового мужа и ребёнка от него. Словом, все плакали от умиления. А Тор доброжелательным голосом сказал:

— Если твоё баронское достоинство соизволит остаться здесь, то я буду платить тебе десять золотых в месяц. Но в мои замки ты допущен не будешь, чтобы не было недоразумений. Если же ты соизволишь отправиться в другие места, то будешь неделю моим гостем, а затем я дам тебе на первоочередные расходы тысячу золотых, достойное тебя оружие, коня, повозку и двух рабов.

Таким образом, Тор недвусмысленно показал, что, если барон попытается жить здесь, чести и довольства ему не будет. Его жене до сих пор Эсса давала по двадцать золотых в месяц. Барон понял: остаться и попытаться затем завести судебный процесс или поднять мини-рокош не удастся. Тем более, все говорили: Тор в любимчиках у короля и королевы Толтиссы и вроде бы даже отец наследника престола.

— Прекрасно. Я выбираю дальний путь, он мне привычен.

— Тогда войди вместе с женой, её сыном и её служанками в мои гостевые комнаты. Ты мой почетный гость.

Барон оценил яд слов Тора и торжественно заявил:

— Я подтверждаю, что младенец Кай мой законный сын.

— Прекрасно! Значит, ты вместе с женой и младшим сыном будешь моим гостем.

И барон произнёс стихотворение, в котором выразил разрывавшие его на куски противоречивые чувства в форме, приличествующей знатному:

Были родными
Нашему роду всегда
Стены твердыни.
Многие годы
Предки мои жили здесь.

Тор сразу же ответил:

Сменён Судьбою
Ныне, навек, навсегда
Стен сих владелец.
Не огорчайся:
В мире меняется всё.

Эсса добавила:

Вижу птицу я, что села на вершину башни,
И запела: "Всё проходит, словно день вчерашний.
Не печалься, спас ты душу в тяжком покаянье,
Это больше, и намного, чем все достоянье".

Баронесса, на которую теперь были устремлены все глаза и уши, выдавила из себя:

Рада я, что ты вернулся, муж любимый мой.
Положение и славу возвратим с тобой.

— Достойный ответ! — воскликнул Тор. — Гости и вассалы, сегодня вечером пир в честь спасения души барона Триня Таррисаня! А завтра я налагаю на себя пост и буду весь день молиться, чтобы он нашёл достойное его место и восстановил своё положение.

* * *

Атар после двух недель утомительного пути в жаре и пыли, под атаками кровососов, добрался до Колинстринны через два дня после барона. Стоял летний зной: шестой месяц года, начинавшегося у старков приблизительно с весеннего равноденствия, а в сезонах было по четыре месяца. Естественно, Тор, после того, как работа была распределена и до того, как понадобится вмешательство Мастера и заказчика, повёз гостя в Ломолинну, чтобы отдохнуть от жары и немного похвастаться своими владениями. Атар резко возражал против большого празднества, Тор его понимал, и они поехали маленькой группой из владетелей, их детей и жён, ближних слуг.

Уже горная дорога была лучше, чем тракты королевства. А купание в озере и прохлада помещений в башне окончательно освежили Атара. Тор и Атар вдвоем поднялись в одну из верхних зал башни, чтобы поговорить наедине за чашею вина. Любуясь вечерним видом на озеро, принц сложил стихи:

Я кем-то властвую, кого-то разделяю, кому-то душу без сомнения дарю.
Куда-то в небо беззастенчиво ныряю и в ком-то памятным безмолвием горю.
Я дрянью глупые надежды разбавляю и где-то странствую в беспамятном плену.
Зачем-то мыслями причины истязаю и после выводы ненужные кляну.
Я как-то чувствую, что что-то понимаю! Я что-то знаю, но не всё осознаю.
Открыто радуюсь, когда в себя ныряю и как-то честно многоточия… люблю.
(И. Кривчиков)

Тору ничего не оставалось, как ответить своим стихом:

Я знаю то, что ничего не знаю,
И понимаю то, что не постичь.
Я собственных надежд не разделяю,
Иду лишь на небес беззвучный клич.
Кто любит истину, тот исказит её же,
Кто верит в женщину — любви не сохранит.
Кто победил — теряет, что дороже,
Кто милосерд — тот кровью весь облит.
Мудрец ребёнку уступает в споре,
Военачальник мужиком убит,
Крепчайший дуб нуждается в опоре,
И от ударов не спасает щит.
На том стою, и не могу иначе,
И глас народа ничего не значит.

— В этом-то мы с тобой и с Клингором сходимся, — рассмеялся Атар. — Мы действуем по внутреннему убеждению, невзирая на то, идём ли мы в ногу со всеми или в одиночку против всех.

— Если ты случайно идёшь в ногу со всеми, это ещё не повод менять ногу, — улыбнулся Тор.

— Здесь прекрасный вид. Такому человеку, как ты или я, необходимо вырываться из суеты городов. Я мечтаю: когда немного обустрою свою колонию, тоже построю башню на берегу моря и буду в ней наслаждаться тишиной и прекрасными видами за чашею вина в обществе либо моей милой супруги, либо близких друзей.

— Для этого не нужно было уезжать в колонию. В Сахирре прекрасные места на побережье есть, как я видел на гравюрах.