— Да, в тебе есть сила духа. А видом ты действительно похож на местных жителей, — задумчиво сказал принц. — Ты достоин ответа:

Лишь через день после шторма появился отряд военных, по виду наёмников, в сопровождении местного наследного принца Штыкчанта. Сын царя был худым красивым юношей, которого портили потухшие и равнодушные глаза. Валлинским и старкским, а также средним языком он не владел, на древнем знал лишь молитвы и стандартные формулы, по-валлински, и то очень плохо, говорил лишь один человек из его свиты. Хорошо ещё, в свите был священник, и с ним можно было объясняться на Древнем языке. После мучительного диалога царевич тоже убедился, что гости не питают злых намерений, и предложил им перейти на стоянку под Киракс.

— Пришельцы, мы не будем брать с вас лишнего. Поставьте лагерь под стенами столицы, приходите в город, когда хотите, а знатных персон мы будем считать почётными гостями, — милостиво сказал царевич, или же так передал речь Штыкчанта священник.

— Переведи наследнику, пусть ждёт. Я подумаю и решу, — твёрдо сказал принц и отправился в свой шатёр, демонстративно оставив наследника ждать на коне.

Кирс, ухо принца, внимательно слушал разговоры местных.

— Наступила весна, и скоро приплывёт царь Ихилара брать дань и грабить. Он почти каждый год приходит с войском. На столицу он не нападает, если дать выкуп. Тогда он мирно пограбит пару деревень и уйдёт. Примерно это говорили местные крестьяне, и были рады, что в их деревни ихлане не сунутся, раз мы стоим здесь. У них самих нет оружия, они боятся сопротивляться. Всё так же, как было в моём детстве: пираты напали, и мужчины сразу разбежались, за исключением тех, кого похватали и увели в рабство. А женщин и детей бросили без защиты.

Принц твёрдым шагом вышел к обескураженному царевичу.

— До нас дошли сведения, что чуть не каждую весну вас грабят ихлане. Вы хотите, чтобы мы защищали вашу столицу. Какую дань им даёте? Учти, что мне Монастыри очень многое сообщили, когда благословляли нас в дальний путь, и я сразу почувствую ложь.

Царевич окончательно сник.

— Тысячу золотых. Провиант. Женщин. Вино. А когда мой дед попытался не дать, ихлане чуть не весь остров разорили.

— Тогда пусть ваш царь готовит еду и достойную плату за охрану, — жёстко ответил принц. — А иначе мы сами возьмём, что пожелаем. Захотим, и вашу корону тоже, хоть она мне и не нужна: не хочу править народом таких трусов.

— Дадим тебе такую же дань, как ихланскому Чричунту даём, — ответил принц. — И провиант дадим. И лес для починки дадим. Только не грабь, не убивай и не насилуй наших людей.

— Если дадите, не будем. За всё остальное будем честно платить, пока торгуете по справедливости, — сурово ответил принц.

Атар уже понял, что с этими жалкими людишками нужно вести себя несколько заносчиво и угрожающе. Иначе они, как и обычные подлые трусы, осмелев, станут садиться на шею. Корабли спустили на воду и через два дня разбили новый лагерь, под стенами Киракса. Принц велел укрепить лагерь по всем правилам: ров и частокол.

Царь Лыкомор прибыл поприветствовать неожиданных союзников в первый же день. Царь на первый взгляд понравился всем. Он был примерно пятидесяти лет, стройным, с рыжей бородой и чуть седеющими волосами. Правитель появился в вооружении, как и полагалось при первой встрече с другим властителем. Кольчуга на нём сидела как влитая, меч был старинной работы. Сам царь казался олицетворением аристократического достоинства и величавости. Он практически не знал известных принцу языков, на Древнем, как и его сын, только молитвы и несколько стандартных выражений, валлинский и средний были ему совсем чужды, кроме нескольких фраз приветствий. Приходилось говорить через переводчика. Хорошо ещё, что Атар знал Древний в совершенстве, и было всего одно передаточное звено: местный священник, настоятель столичного храма. Конечно же, "ухо князя" вилось в толпе неподалеку, подслушивая разговоры царя со своими людьми.

Царь, как полагалось, пригласил на пир всех союзников. Знать должна была пировать у него во дворце, дворяне и именитые в сенате, остальные на базарной площади. Такая неосторожность насторожила северянина. Впустить всё неизвестное войско в город было неразумно. Сам князь устроил бы пир для основной массы под стенами. Поразило принца, что царь обиделся, когда Атар велел двум сотням людей остаться и сторожить лагерь, и запретил царю прислать им выпивки больше, чем по литру слабого вина на человека.

— Неужели ты мне не доверяешь? — с обидой спросил царь.

— Тебе я, конечно, доверяю. Но ведь в любой момент могут появиться ихлане либо пираты.

— Но ведь все были бы в городе, закрыли бы ворота и всё.

— У тебя одни обычаи, у нас другие военные обычаи. Мы друзья, и давай по пустякам друг на друга не обижаться, — ласково сказал принц.

Проконсультировавшись с Кирсом, Атар понял, что даже намёков на возможность предательского нападения не было, но на всякий случай отдал своим людям приказ надеть под платье лёгкие доспехи и взять кинжалы, если их вдруг попытаются перебить во время пира.

Пир по сравнению с праздниками в Империи казался скучноватым, в частности, потому, что практически не было общего языка. Единственное что было интересно: во всём чувствовалась старинная культура и утонченность. Фрески на стенах дворца напоминали древние фрески в музеях Линьи, единственного города в Империи и вокруг неё, за последние три тысячелетия не испытавшего ужасов варварского (или, ещё хуже, цивилизованного) разрушения и геноцида. Сюда, видимо, тоже не докатывались переселения народов и крушения больших империй.

Дворец выглядел слишком пышным для ничтожного царства. Городу, казалось, было слишком просторно в циклопических городских стенах. Словом, всё вокруг навевало дух последнего прибежища старинной культуры, столичного острова какой-то древней империи либо огромного царства, ныне оставшегося единственным хранителем её традиций и коренного народа. Принц подумал, что надо будет в Великом Монастыре или Великом Храме узнать об истории этого народа. Наверняка она поучительна. Но затем он мысленно схватил себя за волосы. На Юге единственный Великий Монастырь, и он далеко от намеченного места поселения. Это не то, что Империя, где два Великих Монастыря, Великие Храмы на Киальсе и в Линье, да ещё Монастырь Шжи недалеко.

В отличие от старков, где женщины и мужчины у знати пировали в разных залах, правда, имея право друг друга навещать и танцуя в общей зале, здесь все собрались вместе, и это несколько скрашивало скучный приём. Местные женщины тоже производили впечатление древней, утончённой и какой-то даже неземной красоты. Красноватый оттенок кожи, широкие длинные искусно подведённые глаза, тонкие губы, маленькая грудь и изящное сложение, тонкий запах дорогих благовоний. Но Высокородные гетеры и даже художницы их затмевали, вызывая восхищённые взгляды мужчин и неприязненно-завистливые — женщин. А дамы старков явно превосходили их по силе духа и не уступали в аристократизме поведения, хотя их раздражала эта древняя красота местных женщин, от которой веяло тонкой чувственностью. Но они с удовольствием смотрели, как местные мужчины полностью переключились на гетер, словно загипнотизированные ими.

Царь Лыкомор был удивлён, когда ему объяснили: в Империи Высокородные гетеры и художники, а также Великие Мастера, считаются наравне с высшей знатью. Но эти люди, собравшись за пиршественным столом царя, показывали себя едва ли не достойнее знати древнего островного народа. А уровень самодисциплины и культуры простых колонистов удивлял жителей города. Словом, план Атара, чтобы всех старков признали знатью, имел шансы на осуществление, как следовало из первой пробы.