И тут случилось неожиданное. Шамо сорвал головной платок, а затем и всю одежду со своей жены.

— У меня сейчас нет ничего, чтобы достойно отблагодарить тебя, князь Карлинорский. Единственную драгоценность, которая у меня осталась, я отдаю тебе. Прими её, молю!

У чин-чин считалось позором публично обнажаться. Цюацю, сгорая от стыда, прикрылась руками, но Клингор увидел, что не как варварка, которая, закрыв срам, становится, с точки зрения старков, неприлично себя ведущей, а как цивилизованная женщина, закрыв лицо. И ещё он отметил, что она сквозь пальцы смотрит на него взглядом, в котором смешано много чувств: и стыд, и негодование, и ожидание, и желание, и страх быть отвергнутой. Он также понял, что отвергнуть Цюацю было бы оскорблением всего её племени и только что замирённого Шамо, и что сама Цюацю после этого возненавидит принца, как уже возненавидела своего мужа. Клингор стал неторопливо и восхищённо ласкать глазами красавицу. Её несколько чуждая старкам красота всё больше пленяла принца: красновато-жёлтая кожа, тонкое, но крепкое, сложение, сравнительно узкие бёдра, сильные и гармоничные ноги и ягодицы и совершенные мышцы живота, маленькие груди, иссиня-чёрные волосы. А когда он заметил, что Цюацю, может быть, неосознанно, стала поворачиваться так, чтобы принц её лучше рассмотрел, решение пришло полностью и окончательно.

— Открой лицо, моя Цюацю!

Женщина медленно отвела руки от лица и посмотрела на принца глазами, в которых теперь уже была в основном надежда, смешанная со стыдом и с негодованием по поводу бывшего муженька.

— Ты восхитительна. Спасибо тебе, Шамо, за царский дар. Цюацю, повернись и покажись моим полководцам, чтобы они видели, какую официальную наложницу я получил. Твои дети будут моими законными детьми. Если ты решишь расстаться со мной, то, по законам нашей Империи, ты становишься благородной гражданкой и можешь выйти замуж за любого дворянина. Формально ты моя рабыня, но ни продать, ни подарить я тебя никому не могу, только отпустить на волю. Если ты хочешь, я это сделаю завтра же утром, после того, как ты примешь меня в себя и станешь полноправным членом моей семьи.

— Я хочу быть твоей или ничьей, — твёрдо сказала Цюацю. — Если ты меня прогонишь, я уйду в монахини. И я буду счастлива родить тебе детей.

Принцу всё это начинало нравиться. Он поцеловал Цюацю, которая прижалась к нему всем телом и ответила на его поцелуй, закутал её в свой плащ и велел Эстрагону отвести Цюацю в ночной шатер командующего, а Цюацю готовиться к бурной ночи.

Искренняя и чистая любовь Цюацю быстро привела к тому, что циничный и пресыщенный принц влюбился вторично в своей жизни. Весь обратный поход она сопровождала его, и дамы с гетерами, желавшие заполучить в свои объятия героя, могли лишь злословить по поводу приворожившей его варварки.

Клингор в этот же день послал срочного гонца в столицу Зирварны, требуя себе наследника княжества Ли, которое он захватил первым по дороге в чин-чин. Князь Сунь Зан, владевший теперь также и Жуй и управлявший Ли (официально с целью собрать выкуп для хоу княжества Ли, находившегося в плену), до сих пор чувствовал себя уверенно: небольшие гарнизоны Клингора в ключевых городах служили надёжной гарантией от мести соседей. Но по дороге назад Клингор начал забирать с собой гарнизоны. Почему-то князёк не предвидел такого варианта и перепугался.

— Твоё высочество, почему ты уводишь свои войска?

— Потому что я их увожу. Моя задача выполнена.

— А как же я?

— У нас нет никакого постоянного договора, и я не обязан тебя защищать. Ты мог бы сто раз за это время принести вассальную присягу Зирварне, но ты надеялся обойтись без обязательств и дани. Ну что ж, ты теперь свободен от всех расходов, связанных с содержанием войск. А поскольку за полтора года ты практически ничего не отослал в счёт выкупа князя Ли, я требую немедленно увести своих чиновников из Ли. Я возвращаю его законному наследнику, который всё сделает для выкупа своего отца.

При личной встрече король Зирварны Аслир попенял Клингору, что тот не принял вассальных клятв у князя Вуй.

— А теперь мне уже бессмысленно брать вассальную клятву у того, кто в ссоре со всеми соседями: больше хлопот будет, чем пользы.

— Вот поэтому-то я и не стал самовольничать: если бы он искренне хотел твоей защиты, он лично отправился бы к тебе и принёс бы клятву, и тогда хоть чуть-чуть можно было бы ему верить. Но ведь твоё величество знает коварство и вероломство шжи.

— А за Шамо спасибо. Действительно, лучше, чтобы этими полудикими землями правил местный владетель. Я уже утвердил его наместником и поддержал твоё ходатайство о достоинстве имперского рыцаря. Как только Сейм его утвердит, я дарую ему титул барона, как ты и обещал. Да заодно, друг. Его бывшая жена Сюйсю исключительно мила и привлекательна. Я поздравляю тебя с такой наложницей. Сына твоего от неё можно будет сделать графом Чин-чин. Не носит ли она его уже в чреве?

Такие пышные похвалы наложнице означали, что по обычаям гостеприимства хозяин должен приказать ей развлекать и обнимать гостя. Но, посмотрев в умоляющие глаза Цюацю, Клингор изобрёл одну из своих стратагем. Он вспомнил, что местные жители рассказали ему о белом носороге в ближних лесах и что король Аслир страстный охотник и любитель собирать экзотических зверей для своего отличного зверинца.

— Цюацю, сегодня ночью ты должна будешь обнимать нашего гостя, если, конечно, он соизволит принять моё скромное гостеприимство. Я сейчас отдам распоряжения.

Выйдя на секунду, он велел доверенным людям как можно быстрее выяснить насчет белого носорога и организовать охоту ещё сегодня и кое-что тихо добавил самым доверенным. Вернувшись обратно, он застал Цюацю сидящей с обречённым видом на коленях у короля, и монарха, уговаривавшего свою страсть развеселиться и предлагавшего ей подарки. Он сурово глянул на Цюацю и незаметно подмигнул ей. Та, безгранично верившая в ум и смелость своего любимого, стала улыбаться королю и подливать ему вина. Ухажёр растаял.

Но неожиданно в пиршественную залу ворвался Он Илинаэс.

— Наши охотники выследили в здешнем лесу белого носорога!

У короля сразу же загорелись глаза, он вскочил, сбросив с колен Цюацю, а та восхищённо глянула на своего возлюбленного господина, всё поняв.

— Немедленно собираемся на охоту! Мы ещё успеем вернуться к ночи!

Конечно же, и к ночи, и на следующий день не вернулись, а на третий день привезли усыплённого белого носорога, для которого уже сколачивали воз-клетку, чтобы доставить его в королевский зверинец. А Цюацю два дня разлуки плакала, что никак не может понести плод от Клингора. Но, может быть, ей мешало, что она знала о категорическом запрете у старков любиться с беременными: ведь никакой гарантии, что за год с лишним запрета никто не соблазнит Клингора, не было, и она полуавтоматически проделывала гигиенические процедуры, снижающие риск зачатия. Словом, в эту ночь она обняла своего властелина жарко-жарко и искренне хотела принять его семя в своё лоно до конца, чтобы зачать. Но, наверно, день был неблагоприятный для зачатия.

После триумфа в столице королевства Зирварны и месячного отдыха у короля (где уже Клингор был в статусе гостя и потребовать у него наложницу никто не имел права), Клингор послал своему сыну по крови Лиру Клинагору поздравление в связи с официальным признанием его Первым Учеником Мастера Тора и потребовал, чтобы сын встретил его на границе королевства и совместно с ним проследовал до Карлинора, откуда он через месяц будет отпущен обратно завершать обучение у отца по духу. Лиру пришлось согласиться.

А Цюацю заметила признаки охлаждения своего хозяина. Высший свет Зирварны нашел правильный подход к самостоятельному, но исключительно гордому, Клингору. Его просто не замечали, а король никак его не отпускал. Из намёков (прямые высказывания привели бы к обратному) Клингор понял, что его считают целиком подпавшим под власть чар варварки. Из гордости он не стал ухаживать за другими, но в сердце появились холод и скука по отношению к любимой.