Клингор по секрету велел служанкам Цюацю регулярно давать ей противозачаточное. Посадить своего сына от наложницы на графский престол в Чин-чин было, конечно, привлекательно, но это означало окончательно признать себя втюрившимся в варварку. Если бы он с самого начала не афишировал свою влюблённость, это, наоборот, было бы воспринято как умный дипломатический ход. А сейчас такой исход принёс бы больше вреда, чем пользы, тем более в связи с близкой перспективой избрания Императором.
А вместо прислужниц он окружил Цюацю симпатичными бедными молодыми дворянами и намекнул им, что муж чинчинки получит в приданое отличное поместье. Наложницу принц не взял с собой в Зоор и Линью, а отправил прямо в Карлинор. Цюацю плакала от горя. А парни наперебой делали ей комплименты, советовали, как сохранить красоту и увеличить привлекательность и заодно незаметно пытались её соблазнить. Но как-то раз в сердцах Цюацю высказала им:
— Все вы вместе карлики по сравнению с принцем!
Встреча принца с сыном по крови была поединком двух личностей. Лир Клинагор приехал вместе со своей Ярой и первым делом захотел познакомить Яру с Цюацю. Узнав, что Цюацю отправилась прямо в Карлинор, он с обескураживающей прямотой спросил отца:
— Она понесла?
— Пока нет.
И тут Клингор понял, что он очень сильно проиграл в глазах сына. Сын, в отличие от света, был готов уважать своего отца за настоящую любовь, а тот уже стал её предавать. Но теперь пойти на попятную показалось князю Карлинорскому слишком трусливым поступком и тем случаем, когда исправить ошибку хуже, чем совершить. Он, улыбнувшись, пригласил сына к Высокородной гетере Орлиссе, куда сам князь уже был приглашён на нынешнюю ночь и ещё на три ночи. Яра пожелала брату-возлюбленному-хозяину-подзащитному стойкости: большего она сделать не могла. Атаковавшая Лира кандидатка в Высокородные Ижосса через три дня расплакалась: сработало и проклятие Алтироссы, и то, что она вынуждена была расписаться перед собой, что её чары и при общении, и в постели на Лира не повлияли. В итоге Ижосса получила несчастную любовь, что считалось признаком профнепригодности для Высокородной, и выпала из обоймы кандидаток. Права на вызов по отношению к Лиру она теперь не имела, первое время пыталась попадаться ему на глаза, но постепенно спилась и опустилась на дно.
В Карлиноре Лир и Яра познакомились с Цюацю и были очарованы её красотой, высокой, хотя и чужой, культурой, грустью и чистой, преданной любовью к князю. Цюацю не была идеальной, но огненная страсть и сильные душевные страдания очистили её душу и возвысили её. "И такую женщину мой отец держит в пренебрежении из-за ничтожного голоса молвы! Он же и сам полюбил её, и теперь страдает. Я-то вижу, хотя другие, наверно, никогда этого не заметят" — сказал Лир Яре наедине. "Отец твой очень силён. Но ты, мой любимый братец, сильнее. Не суди его, а помолись за него и попытайся ему помочь. В больное место его души ещё вонзят отравленный кинжал" — неожиданно ответила Яра.
А Клингор в некоторый момент истины вдруг почувствовал душу сына и изумился, сначала уйдя с ним в место, где можно было чувствовать себя относительно защищенным:
— Вот, оказывается, какие у тебя способности! Надо было развивать их с чрева, но и теперь ещё не совсем поздно.
— Я свой выбор сделал, отец. Я остаюсь человеком.
— Но ведь это самый тяжкий из грехов: не использовать свои возможности. Бог ведь желает от нас, чтобы мы развивались.
— Чтобы мы развивались душой. А стать демоном из человека — не обязательно подъём. Это может быть такая пропасть… Ведь поколение Победителей спутало развитие сил с развитием души и впали в такие страшные грехи, что почти все оказались уничтожены, а оставшиеся несут тяжкую покаянную службу.
Клингор, неожиданно сам для себя, высказал, что его порою мучило:
— Я мог бы удержаться по этой причине: во мне слишком много всего намешано. А ты — светлая душа.
— Я видел, отец, как ты противостоял демонице, и на себе потом ощутил, сколь это трудно. Я приведу тебе только маленькую аналогию. Допустим, ты мастер цеха. Кем скорее всего будут твои враги?
— Другие мастера, купцы. Городские патриции. Может быть, дворяне.
— А теперь ты — Великий Мастер.
— Всё понял.
— А кто мои враги — ты сам видишь.
— Но ведь и сейчас демоны могут быть твоими врагами, так не трусость ли твоё решение?
— Если злой демон захватит власть, ведь новое поколение уже не так чуждается людей, должны же быть у народа вожди, чтобы это иго скинуть?
— Но ведь ты мог бы сам взять власть, а я тебе помог бы с радостью.
— И превратил бы мою победу в пиррову! Я бы потерял несравнимо более важное: свою душу. Её я и храню, и развиваю.
— Тогда я скажу тебе прямо и грубо. Ты втюрился в свою сестрицу-охранницу и понимаешь, что на новом уровне тебе её придется оставить.
— Отец, ты несчастный человек. Дважды в жизни тебе выпадала настоящая любовь, и дважды ты её отверг из-за суеты. Я твою ошибку не повторю.
Ответ сына кинжалом вонзился в душу принца. Действительно, так. Но уже через пару дней Клингор, вновь переключив всё на холодный рассудок и ледяную интуицию, установил, что точка невозврата на линии судьбы с Цюацю уже пройдена и исправлять ошибку теперь будет намного хуже, чем довести линию до конца. И что Императором он не сможет стать, если у него будет столь уязвимое место, как по-настоящему любимая и любящая женщина из варваров, а если даже станет, им будет можно манипулировать через эту слабость. И у него выкристаллизовалась ясная цель: стать таким Императором, который будет решать сам, а не сидеть позолоченной куклой. Клингор установил для себя, что это и есть его высшее Предназначение. Ведь лишь такое достижение искупало всё, что он натворил на своем Пути.
Алтиросса, которая медленно восстанавливалась после своих страшных "подвигов" на островке и последовавшего за ними сурового наказания, услышала, что племянник покойного рыбака, из которого она высосала силы и жизнь и отправила его душу к Кришне, зовёт у дверей. Неверная ученица Элир решила не откликаться.
В хижину вошёл паренек лет шестнадцати, черноволосый, невысокий, подвижный, как ртуть. Увидев на ложе кровь, а затем на полу лежащую ничком прекрасную нагую женщину с раной на спине, он остолбенел.
— Что случилось?
Алтиросса, тщательно подбирая слова, чтобы не допустить примитивной прямой лжи, заговорила:
— Ты, наверно, племянник Кинь?
— Да, госпожа, — ошеломлённо промямлил парень.
— Твой дядюшка Тон стал любовником демоницы. Увидев меня, он влюбился по уши, и я допустила ошибку, сжалившись над ним и его искренней любовью и приняв его в себя. Могучая демоница жестоко наказала меня за это. А у дяди Тона любовница выпила кровь и похоронила его в море. У меня повреждён позвоночник, но, кажется, не перебит полностью.
Несколько раз открыв и закрыв рот, Кинь взялся за дело. Старкских детей учили основам оказания медицинской помощи, поскольку это может оказаться критическим для выживания. Парень снял дверь с сарайчика, где висела сухая рыба и складывались вяленые морепродукты, положил эту широкую доску на женщину, аккуратно привязал её ремнями и осторожно перевернул, после чего выволок на улицу, чтобы обмыть. Для гигиенических процедур он приподнял доску, и у Алтироссы отошли моча и кал. Парень без лишней брезгливости вымыл всё морской водой, после чего сполоснул обычной. Затем он помыл в хижине, заварил чай и рис и покормил Алтироссу рисом с рыбой и чаем. Зрелище беспомощно распятой ослепительно красивой женщины соблазнило его, и он стал совершать соитие с Алтироссой.
Гетера-демоница, которая до этого начала уже симпатизировать парню, теперь сразу обратила его в нуль в своих мыслях. Так воспользоваться беспомощностью женщины! Кинь был аккуратен, чтобы дополнительно не повредить красавицу: видимо, он предвкушал, как будет любиться с нею ещё несколько дней, пока не приведёт её в состояние, пригодное для перевозки. Алтиросса столь же аккуратно взяла часть его силы и восстановила ещё некоторые функции таза и ног. Кинь, увидев, что пальцы на её ногах шевелятся, и что женщина, хоть и не отвечала на его поцелуи, не высказывает признаков гнева и не ругается, ещё больше обрадовался: