В этот вечер принц узнал ещё много интересного. Вышестоящий, обладающий властью, в Агаше имел право наказать или казнить человека по собственной воле, но не отнять его имущество. Нужно было только объяснить свой поступок почтенным людям, желательно до того, а если было невозможно, то затем. А вот имущество можно было забрать лишь по приговору суда. И такие приговоры выносились неохотно, полной конфискации имущества в Агаше практически не знали.

Далее, если высший убивал или избивал собственноручно, это считалось почётным решением, а если доверял это воинам или палачу, то позором. Здесь агашцы со старками очень далеко разошлись: принять плети для гражданина считалось возможным лишь по собственной воле наказуемого, которому предоставлен свободный выбор. А убить гражданина без суда можно было лишь на поединке или во время войны. Даже раба и того можно было без суда, выговорив вину, пороть, но не убивать. Впрочем, все агашцы называли себя "рабами царя", а не гражданами.

В языке агашцев, оказывается, различалось два залога предложения: когда говорящий утверждает, или, скорее, повелевает, и когда он говорит, передавая чужую волю. Поэтому специального повелительного наклонения не было. Воля высшего сама по себе была повелением. В военной практике и в разговоре с другими народностями пользовались лишь этими двумя залогами, внутри же агашского общества надо было говорить совсем по-разному в зависимости от того, обращался ты к высшему, равному или низшему, к родному или к чужому, к мужчине или к женщине (и наоборот: женский способ выражения был совершенно другим, чем мужской). У принца стала просто разламываться голова, и он, когда его наконец-то отпустил седой клещ, бросился в объятия служанки. А та не только обняла его, но и помассировала голову, выпустив из неё излишнее напряжение.

Но, в общем-то, любая старкская женщина высокой квалификации обладала подобными же умениями.

Утром принц вышел к царю, поклонился ему, и, когда царь повелел ему говорить, сказал по-агашски:

— Ты, отец, проиграл. Эта женщина как старкские рабыни, которых специально обучали удовлетворять господ. Она намного хуже свободных женщин старков. Единственное её преимущество как у этих рабынь: она всегда доступна и всегда готова.

— Ты, сын, не побоялся мне сказать правду. Я вечером очаровал Астарссу и убедился, что свободная женщина лучше.

Опозоренный решением Тлирангогашта, Чанильтосинд быстро собрался, понимая, что после такого ему не жить, и смерть будет не почётной: от руки разгневанного принца — а позорной: от руки наёмного убийцы или низкого воина. На закате он выехал из лагеря, сказав, что его послали со срочным поручением в Аникар. Внутри себя он решил, что ехать к тораканам или в Ссарацастр бесполезно: только делить с ними позор поражения. Нужно добраться до княжества Ликин, северо-восточнее Аникара и Логима, а там видно будет. Ликинцы всё время враждуют с Агашом и с южными соседями, так что там можно надеяться получить хотя бы временное убежище.

На третий день князья тщетно пытались возразить против решений, которые выработали два царя, и добились некоторых уступок в словах, но не в сути.

Кутиосса пыталась было нырнуть в постель к царю Агаша, но тот был под очарованием Астарссы, и пришлось удовольствоваться вторым князем. Её сестра, видимо, решив не отставать, тоже юркнула в постель к княжичу. Словом, поведение лангиштских княжон становилось скандальным. А разводиться было политически неверно: ведь брак был династическим.

А на четвёртый день был подписан союзный договор.

В итоге в союзе оказалось два равноправных хозяина. Оборонять друг друга должны были все члены союза, а вот наступательная война считалась делом союза, лишь если это утверждали два царя. Более того, правило о посредничестве царей практически лишало князей права объявлять войну без согласия обоих царей, и, во всяком случае, против воли хотя бы одного из них. Зато каждый из царей имел на это право. Названные братья заявили, что они друг другу полностью доверяют и не желают стеснять быстроты решений друг друга.

Скрипя зубами, князья подписали союз и принесли клятву.

В тот же день примчался вестовой корабль с лиговайского берега. Дозорные сообщили, что наступают тораканы, к которым подключились ещё добровольцы из других кочевых племен. И одновременно пришли сведения, что с грехом пополам собранные ссарацастрские войска тоже двинулись на Лиговайю, не желая терять благоприятного момента. Ашинатогл и оба князя закричали от радости, желая как следует повоевать вместе с новыми союзниками. Атар твёрдо заявил, что, поскольку нападение идёт на него, командовать должен он. После чего выдал заранее обдуманный план боевых действий. Старки отобьются от тораканов сами, а вот высадиться в тылу у ссарацастрцев и как следует их пощипать — прекрасная цель для союзников. И агашский флот совместно со старкским начал сборы в поход к берегам Ссарацастра. Сам Атар срочно отправился отражать нападение тораканов. У союзников было прекрасное настроение: они не сомневались в лёгкой победе, а о потерях не задумывались. Царь Атар, напротив, напряжённо размышлял, как разгромить степняков с наибольшим ущербом для них и с наименьшими потерями для себя. В успехе он теперь не сомневался, но победа бывает разная.

Ашинатогл на следующий день демонстративно разрешил принцу, который на его глазах раздал приказания войскам, а затем сообщил эти приказания царю (ох и тяжёлое было это упражнение в агашском) больше не падать перед ним ниц, если он сам не повелит в знак недовольства. Принц получил первый опыт агашского правосудия: увидев пьяного сотника, пристающего к старкской женщине (они все собирались уехать, кроме нескольких, у которых в войске союзников появились серьёзные любовники), снёс ему голову. Но царь вновь его отругал: здесь надо было велеть солдатам схватить его и выпороть как следует, а не грязнить свой меч. Сотник не та фигура, которую следовало удостоить почётной смерти.

А в Империи приблизительно в это же самое время Аргирисса вернулась в Колинстринну. Она по печальному лицу Эссы сразу поняла, что с Мастером всё не в порядке. И действительно, на ласки жены он отвечал чисто механически. Тогда она попросила Ангтун его разогреть. Ангтун изо всей силы стремилась растопить лёд в душе Тора, но смогла лишь чуть-чуть сгладить острые углы у этого кристалла. Теперь хоть не каждая мысль доставляла Тору мучения, он вновь начал заниматься делами мастерской и своих поисков, но без прежнего энтузиазма и огня. Эсса чувствовала, что, если так пойдёт, то начнёт валиться всё кругом: слишком много завязано во владении на личность Владетеля. И зачинать детей ни она, ни Ангтун сейчас не хотели: боялись, что от холодного семени ребёнок выйдет недостойный рода Тора.

Эсса печально запела:

Аргирисса предложила Эссе попытаться растопить душу Тора тайными средствами гетер. Эсса не ожидала, что она не испытает никакой ревности, а лишь желание, чтобы это быстрее случилось:

— Милая, конечно, обними крепко-крепко! Растопи его душу, верни его нам всем! А потом мы свадьбу справим, если ты захочешь.

— Неправильно ты меня поняла, Эсса. Этот обряд как раз запрещает мне сливаться с тем, кого я затем с радостью обниму всем телом и всей душой. Но мы уединимся на сутки.

— Что будет нужно?

— Хорошо проветриваемая, сухая, тихая, не тёплая и не холодная комната. Вина и кушанья, я дам тебе список. Главные и тайные снадобья я привезла с собою. А все другие, сестра по роду, ещё тебе будут стоить денег. Они в том же списке. Постель должна быть одна, очень широкая и совершенно чистая. Из остальной мебели нужно лишь столик для кушаний, жаровня для подогревания напитков и еды, три курильницы для благовоний, конечно, хорошо закрытая ночная ваза, много чистой воды, чистые полотенца и простыни и корыта для грязной. Мышей, крыс, клопов и тараканов нужно заранее вывести, если они, конечно, водились там. Когда всё подготовишь, скажи мне. Подготовь или за три дня, или уж за дюжину: по моим расчётам, дней через пять у меня начнутся месячные, а нечистой мне нельзя будет проводить ритуал и лечение души.