Ночью Таррисаня буквально подбросила вверх мысль, так что спавшая рядом с ним рабыня даже перепугалась (наложница кормила грудью сына, и поэтому до полугода после родов с ней по старкским обычаям спать было нельзя): "Дурак я! Надо было дочь с собой прихватить, разведя её с ничтожным мужем! Атар наверняка заставил бы нас с Одноруким породниться, и мои потомки владели бы Лазикой. Но кто бы мог подумать обо всем этом в Империи?"

Наутро ещё до восхода солнца трое полководцев отправились на место сражения. Асретин показал, где была первая стычка, на остатки разобранной ловушки на броде и на волчьи ямы на поле битвы.

— Если бы не великолепная выучка наших войск, все эти хитрости не помогли бы. Степняки прекрасные и отважные бойцы. Гибель в ловушках их не остановила. Но вставшие между ловушками пехотные ежи стали для них сюрпризом. А внезапное появление перед ними вместо бегущей толпы железной фаланги вообще в голову не укладывалось.

— Этого было достаточно, чтобы победить. Но ведь нам было необходимо их полностью разгромить, не дать сбежать и бесконечно воевать, — заметил Однорукий. — И вы этого добились.

— Они храбры и считают себя хитрецами на войне. Но от пренебрежения к земледельцам и пехотинцам не избавились. Они не потрудились оставить заслон против заставы, и вышедший оттуда гарнизон запер путь назад. А Таррисань напал на отступающих степняков с фланга, не дав им рассеяться по нашей территории. Мы бы их всё равно выловили, но не всех, и сколько беды бы они наделали!

Таррисань рассказал, как он остановил огнём и булатом отряд хана и убил самого вождя. Урс был в восхищении. Он также посмотрел на место, в котором в битву вмешался царь, и улыбнулся.

— Наш царь — настоящий царь, — скаламбурил Урс, прекрасно поняв, что Атар не стал рисковать зря, и оценив это. — Он, когда послушал ваш план и посмотрел на ваши укрепления, отдал руководство битвой тебе, Асретин, а тебе, Таррисань, поручил перехват бегущих. На самом деле войну выиграл ты, генерал! А ты, граф, заработал заслуженную славу и добил тораканов.

Эти слова вновь покоробили Таррисаня. Победил не он! Ещё ладно было бы, если бы победа приписывалась царю: так ведь и положено, если он сам участвовал в битве. Но ему предоставили роль рубаки, богатыря, который в поединке побеждает вражеского вождя! Какой позор! Но всё это осталось внутри графа. Явно он улыбнулся и сказал:

— Ты нас всех захвалил. Мы знаем, что твои заслуги не меньше. Как ты желаешь: возвращаемся на обед домой или спросим разрешения у патруля тораканов и посмотрим место побоища пленных?

— Побоище меня не очень интересует. А побывать в степи хочется. Давай сейчас пообедаем здесь, а потом заедем в степь на пару часов конского хода, — ответил Урс.

Хозяин, конечно же, согласился. Пока на заставе готовились к обеду, он без щита и доспехов, подняв руку, двинулся к середине реки. Навстречу ему на берег выехал батыр, который сегодня возглавлял разъезд тораканов. Степняки многому научились в последней войне, и теперь всё время стерегли границу небольшими патрулями.

— Привет тебе, славный владетель! — первым поздоровался батыр, положение которого было ниже. — Я Карабай из рода Кукушек, прозванный Неуловимый Храбрец. О чём ты хотел поговорить с нами?

— Привет доблестному воину. Я вспомнил тебя, ты смело сражался в бою на курултае и сумел с честью уйти от нас. Буду рад когда-нибудь сражаться в одном строю с тобой, Неуловимый Храбрец. А сейчас мои почтенные гости Урс Ликарин Однорукий Гроза Гор и Лан Асретин Стальной Ёж хотели бы подышать воздухом ваших степей и насладиться видом бескрайних просторов.

— В паре часов езды отсюда мой курень. Я с удовольствием провожу знаменитых воинов к себе, угощу чем Бог послал и напою золотым кумысом.

Так все трое и поступили. По дороге батыр пел бесконечную песню, поскольку разговаривать с почётными гостями до угощения было неприлично.

Курень оказался небольшим. Пять юрт: семья батыра, одного из его нукеров, два других были ещё холостыми и юрта была общая, юрты слуг и рабов. По обычаю степняков, мужчины разделись до пояса в юрте, где горел жаркий очаг. Две жены батыра остались в лифах, шароварах и платках, закрывавших нижнюю часть лица. Ещё одна молодая, стройная, очень красивая черноволосая кареглазая женщина платка не надевала.

— Мои любимые и ненаглядные Гулькари и Перитан. А это вдова батыра Тугорана, доблестно павшего в боях с вами, красавица Тюнира, моя сестра.

Старки уже знали степные обычаи: если женщина или девушка не закрывает лица, значит, у неё нет мужа и суженого.

— А почему сестра вернулась к тебе?

— Братья и двоюродные братья Тугорана погибли. Его отцу она не захотела доставаться, я вернул половину нашей части калыма и получил свою любимую сестру. Детей у неё ещё не было, и удержать её в семье они не имели права.

Видно было, что батыр не прочь выдать сестру замуж за одного из нойонов старков.

Мужчины переглянулись и подарили жёнам и сестре по украшению. Таррисань подарил ожерелье старшей жене. Та засмущалась, но надела его. Урс — браслет младшей. Асретин — кольцо с чароитом Тюнире. Та зарделась.

— Богатый подарок! Теперь, если захочешь её взять себе, он будет засчитан как первоклассный калым, — полушутя-полусерьёзно заговорил батыр. — Но я сестру без её воли не отдам. Сестра! Ты забыла, что надо поблагодарить гостя?

Раскрасневшаяся сестра поцеловала смутившегося Асретина. Затем мужчины пили кумыс и разговаривали о мужских делах: конях, оружии, битвах.

— Ты ведь, оказывается, и в гибельной битве участвовал, но в плену не был. Как тебе удалось спастись? — спросил Таррисань.

— Я, когда понял, что гибель надвигается, через стену огня и через лес прорвался к реке и бросил коня прямо с обрыва в воду. Он напоролся на корягу. Я потерял верного друга, но сам ушёл на другой берег. А там поймал бесхозного коня и вернулся домой.

— Ты отважный воин и у тебя ясная голова! Из тебя может прекрасный полководец получиться, — похвалил Асретин.

— А твоё полководческое искусство, Хитрая Башка, вся степь уже знает. И на тебе много шрамов от ран, значит, пока ты не стал нойоном и темником, ты был доблестным батыром. Мы же видели, что в битвах ты в огонь зря не лезешь, ведёшь себя так, как подобает командующему. Степь тебя почитает. В следующей войне я хотел бы сражаться под твоим бунчуком.

А про себя батыр подумал: "Буду доблестно сражаться и учиться у них! А затем обучу своих нукеров и батыров. И в новой войне поведу свой народ отомстить за кровь и унижения".

— А ты хитрец, батыр! Когда ночью во время битвы на курултае ты помчался на меня с окровавленной саблей и сам в крови, я думал, что в неистовстве от раны ты решил дорого продать свою жизнь. Ты сделал вид, что атакуешь, а вместо этого уклонился в сторону, отбил мой удар и проскочил в степь. Никого мы не догоняли, и ты спасся. Но как ты оказался на коне, когда все остальные путались с коновязями и пытались обороняться пешими? — спросил Таррисань.

— Я сразу натянул штаны и сапоги, схватил саблю и щит и больше ничего. Подскочил к первому попавшемуся коню, не стал искать своего, перерубил узду и поскакал на ваших людей. Хорошему всаднику стремян достаточно, чтобы конем править. Двух успел зарубить, и тебя увидел. Тут уж стало ясно, что пора бежать.

— Ты чуть ошибся. Зарубил ты одного, второго ранил. Но ты действительно доблестный и умный боец, краса своего народа и своего рода. Я рад пить твой кумыс и быть твоим почётным гостем, — продолжил Убийца Ханов.

— Насчёт доблести и ума с тобой трудно сравниться, Убийца Ханов. Ты — легенда всей Степи. Все хотели бы посмотреть, как ты владеешь оружием. А если ты собираешься в набег, ты столь мудро выбираешь цели и так скрытно подбираешься к врагу, что редко кто из наших героев с тобой сравнится. А тогда ночью я жалел об одном: не успел захватить лук и стрелы. Ты так хорошо был виден на фоне горящих юрт, что я попытался бы застрелить тебя, отскакав подальше. Конечно, броня на тебе первоклассная была, и мне, скорее всего, не повезло бы. Но хоть отвлёк бы тебя от битвы.