Графу осталось лишь поблагодарить за необычный подарок и подивиться в душе, — будет ли он на пользу?

К заходу солнца добрались путники до заставы, где их давно уже ожидал пир. Выйдя вместе с Асретином "полюбоваться лунами", Таррисань сделал ему выговор:

— Влип ты, барон! Ведь по всем обычаям степняков ты принял предложение жениться. Пойти на попятную теперь будет позором не только для тебя, но и для всего твоего рода и для нашего народа, что степняки считают единым племенем.

— Не влип я! — обиделся Лан. — Ты, граф, разве не видел, как я на неё смотрел? Так что это я её выбрал, и жениться мне будет лишь счастьем!

— О счастье можно говорить, когда семь лет с женой проживёшь, — иронически ответил поговоркой Убийца Ханов. — Ты что, разве невинный юноша? До сих пор не понял, как женщины нас заставляют поверить, что мы их сами выбрали. Красавица-то она красавица, и, кажется, ты ей действительно очень нравишься. Но ведь в браке, особенно у знати, это не главное. Вроде бы вторую жену тебе ещё можно будет брать, это не совсем наш священный брак. Вот и поучу тебя немного правилам. Прежде всего, нужно спросить мнения сюзерена. Далее, необходимо сообразоваться с тем, что брак даст для всего твоего владения, а не только для тебя. Жена должна быть равна тебе по достоинству, а ещё лучше, если немного повыше. Род её не должен вырождаться, но здесь такой опасности нет. Она должна быть твоей помощницей не только в управлении хозяйством, но и в политических делах, поддерживать твой престиж в свете. Вот и подумай, равный ли брак, очень ли будет доволен наш царь, и какую пользу он принесёт твоему лену? А для горячих объятий гетеры и художницы есть.

— Не учи меня, друг! — проворчал Асретин, только сейчас осознавший, что он действительно попался и обратного пути нет. — Я доволен тем, что женюсь на Тюнире, да и брат её — наш искренний друг.

— До тех пор, пока ему не покажется, что тораканы восстановили свои силы, обучились у нас всему, что необходимо, и момент для войны удобный. Вот тогда он и ударит нам в спину… — уточнил граф.

Про себя граф подумал: "Готов поспорить на тысячу золотых, что Карабай теперь будет всячески укреплять личную дружбу с этим наивным генералом. Он побратается с ним, а может, ещё и своих друзей привлечет к побратимству. Он придёт вместе со своими лучшими людьми служить под знаменем Асретина. Он будет действительно храбро драться и окажется верным союзником в ближайшей войне. Он будет при каждом удобном случае приглашать побратима к себе, очаровывать его степными обычаями, честью и доблестью степняков, красотой их женщин. И в тот момент, когда мы вновь столкнемся с тораканами, меч Асретина будет неохотно выходить из ножен. А его жена будет напоминать о родичах и верных друзьях, что стоят в другом военном строю. Словом, батыр — незаурядная личность. Вождём восстания станет. Или даже ханом его сделают. Надо будет внимательно следить за Карабаем и посильнее сдружиться с этим простодушным Ланом, чтобы его совсем не опутали".

А в степи брат успокаивал плачущую сестру.

— Я не знаю… Мне страшно уезжать из степей. Мне стыдно, что я так легкомысленно повела себя с гостем. Он поглядел в мои глаза, и меня как будто всю жаркой волной охватило. Я обо всем забыла. И о… — сестра мысленно схватила себя за язык: чуть не проговорилась о любовнике-нукере.

— Ты думаешь, я слепой и не видел, что ты Кяризиня впустила в себя? Но разве он достойная пара тебе? Разве это была любовь? Просто лёгкое увлечение от тоски, чтобы смыть горечь утрат. Так что всё правильно: ты увидела достойного твоей любви, с кем ты, моя дорогая сестра, можешь быть счастлива. А вела ты себя прекрасно.

Но тут сестре пришла на ум ещё одна мысль: "Если Кяризинь вызовет Асретина на честный бой, Асретин убьёт его. А если нукер убьёт соперника из-за угла, то опозорится. Но ведь кто-то из них всё равно умрёт! Как плохо!" И она прошептала брату:

— Кяризинь будет мстить!

— Его завтра здесь не будет вообще.

— Да ты что, брат! — ужаснулась сестра.

— Цветок семьи нашей, не то, о чём ты подумала. Я его отошлю служить великому воину Однорукому, и ему будет сейчас не до мести. А затем всё забудется, и у него тоже.

— Ты мудрый, брат. Ты мог бы править не только нашим куренём.

— Молчи, сестричка! Такие вещи не говорят вслух. А если когда-нибудь твой муж станет стыдиться, что ему пеняют на худородность жены, можешь в шутку сказать ему, что однажды утром он может проснуться в объятиях сестры хана, — и брат улыбнулся.

Если бы Карабай был натренирован в многоуровневом мышлении, как Высокородные из Империи, он бы рассудил про себя: "Да, задатки властителя во мне есть. Очень люблю сестру. Но, пытаясь сделать её счастливой, ни на мгновение не забываю об интересах рода и племени и о далёких расчётах". А так он лишь подумал: "Ближе к свадьбе надо будет с ней серьёзно поговорить, как вести себя с мужем".

На следующее утро нукер прискакал к заставе. На поводу он вёл прекрасного коня.

— Однорукий, наш батыр шлёт тебе аргамака. Имя его Бунчук. А меня, потому что ты говорил ему о желании иметь под своим знаменем нашего бойца, он послал служить тебе.

— А сам ты хочешь мне служить, воин? Как твое имя?

— Кяризинь, великий герой. Я от радости места себе не находил, когда представил себя идущим в набег под твоим стягом или стоящим в строю вблизи такого знаменитого воина.

Урс задумался. О таком желании он даже не заикался. Но для гостеприимного хозяина, видимо, важно было побыстрее, подальше, с почётом и на длительный срок отправить нукера. Придётся отплатить услугой за подарок.

— Приноси мне присягу на три года. Если будешь ранен или отличишься в бою, я тебе разрешу уйти раньше. А если понравится у меня, сможешь потом принести присягу союзника за себя и своих потомков. И сразу после присяги и завтрака вместе с моим слугой Тусконом двинешься в Аякар. Мне нужно передать Кану Тордоорсу важное послание, и невместно такое отправлять со слугой.

Урс быстренько набросал Высоким письмом на дощечке несколько фраз, зная, что ни слуга, ни нукер знаки эти прочитать не смогут. Даже если нукер знает письмо Древнего языка, понять фразы на старкском без алфавита, которым пишутся служебные слова и аффиксы, невозможно. Это были в основном рутинные распоряжения и несколько позабытых при отъезде мелочей, потому что на самом деле ничего серьёзного не случилось.

По дороге в Дилосар Асретин, всё время вспоминавший степнячку, одновременно чесавший затылок в раздумии, как это он так попался, и спину в ожидании хорошей бани от царя, заговорил с Урсом.

— Властитель Лазики, как ты командуешь своими джигитами? Они ведь самой простой воинской дисциплины признавать не желают. Я уже замучился с ними. А они на меня волками смотрят.

— Лан, это народ другой. Если они тебя уважают, они будут доблестно драться за тебя. А если ещё и любят, всем глотку порвут и с песнями на смерть лютую пойдут. А вот если ты им противен, жди от них подвоха. Так что лучше отошли своих джигитов по домам.

— Так что же, не учить их военному делу?

Урс задумался. Для него было естественно обучать джигитов по-другому, чем граждан. Но здесь ему помогал старый опыт есаула разбойников. В принципе джигиты на разбойников были похожи.

— Собирай их понемногу и ненадолго. Строевой подготовкой почти не занимайся. Давай им трудные и интересные задания, выслушивай их замечания и не всегда обрывай. Хвали, что упражняются сами, и своди их в учебных боях с теми, кто сильнее. Так ты получишь прекрасные вспомогательные войска. А граждане останутся несокрушимым спинным хребтом армии.

— Как это так: воины, которые строя держать не могут и приказы обсуждают? Не пойму я тебя, граф.

Урс посчитал, что дальнейший разговор бесполезен, и перевёл его на достоинства разных вин. Сначала хотел на женщин, но блестящие глаза Асретина показали, что это было бы ошибкой.