И вот наконец настал день великого Народного Собрания, позднее названного Трёхдневным. Обычно народные собрания у старков заканчивались за один день. Но сейчас надо было решить сразу много важнейших вопросов: принять самые главные законы, выбрать преторов и трибунов, а заодно заслушать тех из народа, кто будет говорить за тысячу человек.
Форум был вымощен полностью. Четыре каменных черты из белого камня проходили вдоль площади. Две боковые ограничивали место, где должны были собираться граждане, и оставляли свободными две полосы, куда они должны были сдвигаться при голосовании. Две средние, наоборот, ограничивали полосу, которая должна была при голосовании оставаться свободной, когда граждане расходятся в две стороны. Левая сторона — сторона сердца — была помечена знаками "Да", правая — сторона ума — знаками "Нет". Спереди площади была жёлтая черта: место для отцов-сенаторов. Сзади — ещё одна белая черта, за которой могли находиться неграждане и куда отходили те, кто не мог составить определённого мнения при голосовании.
На главном возвышении, называемом трибуналом, находились кресла царя и преторов. По бокам могли быть поставлены ещё дополнительные для почетнейших гостей. Внизу на курии были заранее поставлены семь стульев для трибунов. Один из стульев был украшен и стоял чуть поодаль.
Народ разбирал ксилографы с проектами законов. Каждый закон должен был быть произнесён его автором, и бумаги служили в принципе лишь подспорьем для памяти граждан.
Более семи тысяч граждан собралось в этот день на площади Дилосара. В ожидании появления царя и Сената все здоровались, обменивались новостями. Площадь гудела.
Бакалавр Сур Хирристрин, просмотрев листки, начал в чём-то горячо убеждать знакомых, а затем и просто соседей. Но все от него отмахивались.
Вышли царь с царицей, принцы, сенаторы. Впереди шли шесть временных преторов в лавровых венках, олицетворяющие высшую власть народа. Царь занял своё место. По традициям Империи, царица должна была поприветствовать народ и уйти. Но она осталась стоять за креслом царя. Шесть преторов затем тоже уселись на свои кресла. Сенаторы встали на отведённой им возвышенной части форума: курии. Преторы бросили жребий, кто будет вести собрание. Эта почётная обязанность досталась самому молодому из временных преторов, сыну и наследнику графа Арсу Таррисаню. "Хоть маленькая компенсация, что от невесты оторвали!" — иронически подумал Арс. Но к обязанностям он отнёсся очень серьёзно.
— Державный народ, отцы-сенаторы и царь! Сегодня у нас важнейшее народное собрание. Мы должны по-деловому обсудить, а затем принять либо отвергнуть предложенные и обсуждённые Сенатом основные законы, избрать высших магистратов и обсудить другие назревшие вопросы, которые решит поднять как минимум тысяча граждан, назначив оратора из своего числа. На Собрании Сенат решил установить общий порядок: речь длится одни песочные часы, один человек не может дважды выступать на одном собрании, за исключением того случая, когда он вносит несколько одобренных Сенатом законов. Тогда он должен лично произнести каждый закон и пояснить его для державного народа. Уже выступавший имеет право ответить на вопрос, но кратко. Любые сто граждан могут назначить оратора и внести поправку в закон. Если автор считает, что поправка искажает смысл закона и практически означает его отклонение, он имеет право отвести её, обосновав свое решение. Отклоняйте открыто, а не коварными сутяжническими методами стряпчих и чиновников. Итак, я передаю слово автору закона, который Сенат поставил на обсуждение первым: Грозе Гор Урсу Ликарину.
Урс вышел из рядов Сената на трибунал и мощным голосом произнёс первый закон, кратко его пояснив:
"Дела наших людей за прошедшие месяцы показали, что они твёрдо следуют пути чести и справедливости, стараясь поступать по совести. Эти три вещи и заложены как основа нашей вайи, нашего государства".
— Есть поправка! — раздалось из рядов граждан.
Хирристрину всё-таки удалось набрать сто человек, но оратором назначили не его, так как у учёного голос был пискливый и слабый.
— Я, Кон Атаронс, от имени ста двенадцати граждан вношу поправку к закону Урса Ликарина.
— Ты, гражданин, должен вносить поправку от своего имени. Если же ты внутренне не совсем согласен с нею, на первый раз мы разрешим выдвинувшим тебя гражданам назначить другого оратора, а в дальнейшем будем просто лишать слова.
— Хорошо. Поправка Кона Атаронса, поддержанная ещё сто одиннадцатью гражданами. Внести в число основных понятий "гуманность".
Тут из рядов Сената вышел Чир Стригонсор, сенатор, глава гильдии купцов, бывший управляющий имениями принца Атара в Империи.
— Претор и Державный Народ! Я прошу в некоторое нарушение нашего порядка позволить прокомментировать эту поправку мне, который вносил её в Сенате. Я был убеждён аргументами Однорукого, что честь и справедливость порою безжалостны, а совесть умеряет эту безжалостность. Так что эта поправка разрушает сам смысл закона.
— Я тоже убеждён и снимаю поправку, — произнёс оратор.
Закон был немедленно поставлен на голосование. Все граждане отошли за линию "Да", лишь Хирристрин — в противоположную сторону. Тут попросил слова царь.
— Гражданин, который решил один проголосовать против всего народа, заслуживает, чтобы его мотивы были выслушаны. Я задаю Хирристрину вопрос: "Почему ты, гражданин, решил голосовать против?"
Хирристрин поднялся на трибунал и срывающимся, неубедительным голосом произнёс:
— Этот закон годится лишь для шайки мафиози, а не для цивилизованного государства. Вся цивилизация стоит на главенстве законов, а не на прихоти граждан. Приняв этот закон, мы с необходимостью приходим к системе, просматривающейся в остальных законах. Нет судей. Суд практически сводится к линчеванию. Громадные права магистратов. Да что там, каждый гражданин имеет право решать и приводить свой единоличный приговор в исполнение, лишь бы потом объяснил свои действия и его объяснения были приняты. Что же произойдёт, когда такие неумеренные права граждан столкнутся со столь же неумеренными прерогативами магистратов? В какое беззаконие мы катимся?
Царь, выслушав Хирристрина, внёс уточнение к регламенту.
— Прошу народ назначить глашатая, который повторял бы мощным голосом речи гражданина, призванного отвечать либо обосновывать свою позицию перед народом. Ведь аргументы учёного заслуживают рассмотрения, а не тупого игнорирования по причине слабого голоса. Вот оратор несёт полную ответственность и за свой голос тоже.
Народ одобрил это и вытолкнул на трибунал глашатая. Тот повторил речь Хирристрина.
— Можно ответить мне, как автору закона? — произнёс Урс Ликарин.
— Это твоё право, — подтвердил претор.
— Державный народ! Сюда отправились, может, и не самые лучшие, но самые пассионарные из Старквайи. А другие, кто попал в эту же компанию, зарядились их энергией. Затем нас дополнительно зарядили и сплотили четыре войны и стихийное бедствие. В Империи народ жаждет прежде всего покоя. Люди в большинстве своём с удовольствием предоставляют другим решать за них, лишь бы самому не делать выбор и не брать на себя ответственность. А у нас каждый несёт на себе полное бремя ответственности гражданина и, соответственно, должен иметь все права для его осуществления. Каждый готов в случае необходимости решать сам и вместе с другими равными ему гражданами, открыто принимая на себя все последствия выбора. Зачем же здесь стражники? Зачем здесь судьи? Вот назначенных председательствовать в суде и соблюдать порядок нужно было выбрать, и мы выберем. Граждане моментально остановят магистрата, решившего злоупотребить своими прерогативами. Другое дело, что через три-четыре поколения заряд пассионарности начнёт убывать, если мы не будем поддерживать его столь же суровыми мерами, как Высокородные или гетеры в Империи. Поэтому я вношу поправку к собственному закону: через сто лет обязательно вернуться к его рассмотрению.